Не дура

– Черт! – начала она усиленно оттирать. – Купила ее только в пятницу.

В моей голове крутилось «между нами все кончено». Сначала я чувствовал себя той отрезанной плотью, которую она проглотила, теперь же пятном, от которого пыталась избавиться. Романтика

Ввыходные будильником ей служили дети, они вставали раньше совести, они не давали спать, они не давали жить собственной жизнью, но самое главное – они не давали умирать по пустякам. Пустяки валялись повсюду. Нужна была хорошая генеральная уборка, чтобы избавиться от них. Они бросались в глаза и заставляли нервничать, раньше их скрашивала романтика, романтика была неким соусом, под которым можно было проглотить любую неурядицу. Но соус кончился. С появлением детей романтика куда-то исчезла. Хотя возможно, дети здесь совсем ни при чем, они, как могли, пытались разбавить нашу пресную жизнь, внести в нее чуточку разнообразия, которое мы уже обозвали рутиной. Этим утром я пыталась ответить себе, что же такое романтика и почему без нее яркость жизни падает в разы. Ответа не было, был муж, который стоял в коридоре, иногда он работал по субботам. Я не успела его спросить, вряд ли он знает, что это такое и почему этого нет у нас больше. Свидания, придыхания, цветы, кино, ожидание… Ожидание встречи больше не трогало.

– Ладно, я пошел, – мялся все еще в коридоре.

– Что ты ходишь взад и вперед, неужели больше некуда?

– Ты не видела мои перчатки? – наступил я впопыхах на кота. Тот взвыл, как они обычно делают это в летнюю душную ночь.

– Ты даже уйти не можешь по-человечески, – с ходу нашла перчатки Марина и протянула их мне.

– А как это, по-человечески?

– Чтобы не было больно.

Вышел утром без ее поцелуя, будто не позавтракал. Я не заметил, как прошла дорога к метро, и очнулся только внутри. Стоял на ступеньке, обнимаясь с собственным пальто, наблюдая за лицами в профиль: одни едут вверх, другие спускаются, все разбиты на кадры из хроники. Эскалатор будто скручивает кинопленку, часть жизни этих людей проходит на лестнице. Их снова и снова будут зарывать и откапывать. Карабкаясь вверх по лестнице, кардинально они не изменятся, даже если будут изменять ежедневно, даже если сами себе. Они изменятся только в одном случае, если изменят им. И они вдруг сорвутся с нее.

Днем в метро не так много людей, я спокойно зашел в вагон и встал спиной к надписи «не прислоняться». Напротив цвела приятная женщина лет тридцати. Несколько раз мы столкнулись взглядами. В голове моей все еще играло вчерашнее красное. Внутри было тепло и весело. Вдруг захотелось узнать ее имя. Я подошел.

– Вы любили когда-нибудь? – не пришло ничего лучшего на ум.

– У вас все в порядке? – отодвинулась она от меня.

– Да, но вопрос-то простой.

– Конечно, любила, – взялась она крепче за поручень.

– Сильно? – я улыбнулся искренне.

– Достаточно, – пыталась она отвести глаза.

– Как вы думаете, любовь с первого взгляда существует? – развращал я ее добродетель синим-синим как небо взором.

– Я в метро не знакомлюсь и тем более не влюбляюсь, – поправила она сумочку.

– А что вам мешает? – поддержал я ее за руку, когда поезд качнуло.

– Романтики не хватает, – чувствовала она мою ладонь, а я, казалось, ее учащенный пульс.

– Так считаете?

– Извините, я плохо считаю, – улыбнулась помадой незнакомка.

– Я выйду сейчас, вы ее сразу почувствуете, – диктор объявлял мою остановку.

Двери открылись, и я вышел. Помахал рукой, а она мне из-за стекла ресницами. Тоннель всосал поезд, словно рот макаронину. Незнакомка увезла с собой всю мою романтику.

Оловянный солдатик

Общения, нормального человеческого общения, вот чего не хватает людям, вот отчего война. Что теперь люди держат в руках за обедом вместо хлеба? Телефон. Человеческого в людях все меньше. Из всех расставаний самое чреватое на сегодня – расставание с телефоном. Вот с чем люди не смогут расстаться никогда, вот за что они держатся крепче всего. Он тоже держался за телефон, не зная, кому позвонить. Прапорщик стоял у магазина. Его не интересовала очередь, что вывалилась некрасивой жирной колбасой из дверей на улицу, ему было все равно, что дают и о чем давка. Ему понравилась девушка. Стрельцов долго раздумывал над своим шагом. Пытаясь представить, что могло быть между ними общего?

Он – обожженный войной, изможденный и измученный долгим пленом молодой еще, но уже ветеран. Она – само воплощение мирной и беспечной жизни, и речь не столько о плоти, сколько о душе. Где те точки соприкосновения между ними, между узником военного ада и ангелом во плоти? Где те волшебные слова, что откроют дверь в рай? Ему казалось, что он их помнит.

– Девушка, у вас зажигалки не найдется? – Николай, наконец, подошел к девушке в нарядной красной блузке, которая стояла у входа в гастроном.

– Я не курю.

– Может быть, кофе выпьем?

– Не пью.

– Я вам что, не нравлюсь?

– Я же уже сказала.

– Девушка, «я старый солдат и не знаю слов любви», – использовал он свой последний патрон, решив идти напрямки.

– Надо было подготовиться, – сухо пошутила девушка.

– Времени не было, я только что с войны.