Не единственная

Стоит подумать, что моему фамильяру могут нанести вред, и ведьмина печать отзывается резким жжением. Я с ней целиком согласна: не позволю! Пусть Дарион делает что хочет, а я костьми лягу и не дам обидеть котеночка. Потому что он мой!

И Дарион тоже мой. Хватит ему бегать от меня и ломаться как житный пряник на меду.

С этими мыслями засыпаю. А новый день приносит новые заботы, и я забываю про Хатша.

Не успеваю протереть глаза, как понимаю, что в дверь кто-то ломится. Слышу растерянный голос Морана:

– Вам сюда нельзя! Светлейшая льера еще спит.

И деловитый тон Нериль:

– Не переживай, сейчас проснется! Эй, Ани, открывай! – это уже мне и гораздо громче. Свой крик моя подруга сопровождает активными действиями, то есть колотит в многострадальную дверь. Кажется, ногами. – Наши вернулись, притащили трофеи! Ты же хотела увидеть живую мантикору!

У меня перехватывает дыхание. Я таращусь на вздрагивающую дверь и судорожно пытаюсь вспомнить, когда это озвучивала такое желание.

В памяти проносится ночная встреча.

Неужели… неужели поймали Ширайю?!

От такого предположения всю сонливость как рукой снимает. Вскакиваю с кровати, на ходу накидываю поверх сорочки халат, открываю дверь.

– Давай быстрее, соня! – внутрь тут же проскальзывает Нериль. – А то все проспишь!

Бросаю на Морана вопросительный взгляд.

– Дарион тоже вернулся?

– Мне пока неизвестно, светлейшая льера, – рапортует парень.

– Хватит болтать, – бухтит Нериль, – одевайся. Знала бы, что ты такая копуша, пришла бы еще час назад!

Под ее болтовню быстро умываюсь и натягиваю свежее платье. Хорошо, что в крепости есть прачечная. Каждый вечер ко мне приходит местная служанка и приносит чистое белье. Она застилает кровать, делает уборку и тихо исчезает, прихватив грязные вещи, которые следует оставлять в уборной в специальной корзине.

Сначала я стеснялась ее, а потом мы как-то разговорились, и я узнала, что женщину зовут Рене, она вдова и живет в Дардаасе уже много лет. Ее муж-дарг погиб в битве с тварями Бездны, но остался сын, которому почти тринадцать, и он ждет свой первый оборот. А еще я узнала, что после смерти мужа-дарга о вдове и ее сыновьях заботится лаерд клана. В случае Рене – Дарион Лемминкейр.

– Давай быстрее! – нетерпеливо подгоняет Нериль.

– Все, готова.

В сопровождении Морана мы выходим на площадь, где уже собралась улюлюкающая толпа. У местного люда развлечений почти никаких: то на страже стоять, то врагов бить. Ни телевизора, ни интернета. Захудаленькой газетенки и то нет. Скукотища. Но все меняется, когда из похода к Разлому возвращается армия и приносит с собой добычу.

Вот и сейчас все застыли, когда в распахнутые ворота крепости въехали первые всадники. В отличие от тех красавцев в блестящих латах, что отправлялись вчера, эти были покрыты грязью, серебристой драконьей кровью и еще какой-то бурой пузырящейся субстанцией отталкивающего вида. Усталые, взъерошенные, у одних части тела перемотаны подобием бинтов, другие идут пешком, ведя на поводу хромающего инкарда. Видимо, зверю тоже досталось. Третьих везут, перекинув через круп чешуйчатого транспорта.

– Они ранены? – хватаю Нериль за руку. – Почему раны не заживают? Они же должны заживать!

– В крови тварей содержится яд, который смертелен даже для нас, – поясняет стоящий рядом дарг в форме стражника. – Не переживайте, льера, здесь им окажут помощь. А вот и целители!

Навстречу прибывшим уже выдвинулся отряд с носилками. Я вижу нескольких даргов в бежевых мантиях. Это и есть целители, о которых упомянул стражник. Они без криков и суеты помогают укладывать раненых на носилки. Слышатся четкие приказы:

– Этого в лазарет, этого мне на стол, этому воды не давать, а этого накормите, ему нужны силы…

Я же продолжаю выискивать Дариона. Но нигде не вижу его высокой худой фигуры. И мое сердце тревожно сжимается: неужели с ним что-то случилось?

– Смотри! – кричит Нери. – Везут!

Ну, «везут» – громко сказано, скорее, тащат.

Отряд усталых победителей уже целиком вошел за ворота, и мы можем разглядеть его арьергард: несколько мощных инкардов, погоняемых всадниками. Закусив удила и роняя из ноздрей пену как загнанные лошади, они волокут за собой на цепях что-то крупное, состоящее из когтей и зубов. Цепи натянуты до упора. Пленник упирается лапами в землю, воет, рычит, скребет когтями, оставляя на плитах площади глубокие борозды, бьет себя по бокам обрубком хвоста, а его изломанные крылья безжизненными грязными полотнищами волочатся в пыли.

Сердце пропускает удар, а потом меня затопляет волна облегчения.

Это не Ширайю, я бы узнала его!

– Мантикора! – ахает Нериль. – Видишь, у нее нет гривы и рогов, значит, в этот раз взяли самку!

– Еще и котная, – добавляет стражник, приглядываясь к пленнице. – Потому и злобная такая. Смотрите, никак не успокоится, чует, тварь, свою смерть.