[Не]глиняные

Шубку бы, шубку позвольте, ваше-ство, не сегодня так завтра…

В первом году

Метёт, как мело (дайбог памяти) в первом году,

И, помнится, пили мы в ночь с четверга на среду́,

В каком-то простуженном ветром гробу ли, саду.

И помнится, шли мимо белых, раскрытых дверей

Фигуры безвестных псарей, егерей ли, царей,

Которых не знала та местность черней и мудрей.

Мы пили во гробе, в пургой занесённом саду.

И, помнится, видели в небе, в метели, – звезду.

И, помнится, кто-то пролил полчутка в бороду.

И кто-то кричал, что родился младенец, и вот

В раскрытые двери царей ли, псарей ли несёт,

Что это не к нам, просто главный проспал поворот.

А вьюга ломала билборды, слюду фонарей,

Металась от неба к заснеженным петлям дверей

И в небо обратно, с собой унося егерей.

А вьюга ломалась, и правили вьюга и крен,

И слышалось пение ангелов, вой ли сирен,

И что-то являлось причиной, а может – взамен.

Сейчас понимаю, являлось причиной, взамен.

Пишите, – я всё на духу, это точно, взамен…

А что там в яслях? Не видал, господин полисмен.

Танец фей

Праздник чёрных фей и белых в рваном.

Праздник обесточенного солнца.

Рассыпает ложью по карманам,

По ресницам слюдяные солнца.

Ложью, что останется навеки,

Сбудется, судьбою наречётся.

Размывает дымкой человеки

(Сбудется, судьбою наречётся).

В белый прах – районы и кварталы,

Не видны жилые и массивы.

В танце фей не обмануть – немало,

И за ложь все неземные силы.

Зная же, смигнешь – и всё пропало,

Только лишь смигнешь – и всё пропало,

Только-то смигнешь – и всё пропало…

Ложь принять – значительно красивей.

«Войти в колосья снега, затеряться…»

Войти в колосья снега, затеряться,

Просрать мобильник, выйти у детсада

(Незнамо где), под номером тринадцать,

У воспитательши с замашками де Сада

Спросить дорогу, набрести на камень,

С окрошкой фар, где матерится гномик,

Глотать портвейн безмерными глотками,

Попасть в травмпункт, где никого окроме.

Пойти до дома, затеряться снова.

Закуривая тщетно возле лавки,

Вдруг захотеть сквозь рваный снег иного, –

То ль чистого, божественного слова,

То ль дворником на две с осьмушкой ставки:

Услышать, как скребут колодцы черти,

Вороны философствуют о смерти,

Как ласково напоминают девы:

«Вы в демо-версии, пакет чудес исчерпан.

Купите премиум за $9.49»,

А ты в оффлайне сорок две недели,

Тебе всё по… – меж реплик нонпарелью,

Тебе всё по… всё по… – на самом деле.

Халиф

Кот читает сказки старому халифу.

Блёклые палаты бедного дворца

Полны птиц – цветными снами по олифе,

Полны буйным садом скорого конца.

А рабы носилки тащат в город духов

Сквозь дождей разрывы, рыхлый небосвод.

Приложи к лежанке – и поймает ухо

Шум мотора «скорой», пошлый анекдот,

Газ не перекрытый, говорят, когда-то,

Джинна недосказки болью под виском.

……………………

Старого халифа новые палаты

Намертво обшиты струганой доской.

Конец Света

Ветер качается, истово молится.

Небо в колючее крошево мелется.

Ангелы воют в трубу.

Рушатся сферы, светила теряются.

Скоро уже магазины закроются.

Дворник курганы творит.

Машка вчера не вернулась из отпуска –

Вышла за Деймоса или же Фобоса.

В общем, зараза, ушла.

Годы уже сороковник настукали.

Премия в августе-месяце плакала.

Это начало Конца.

Звёзды полынные, блудницы выпимши,

Тёмные личности – бродят по капищу.

Дворник курганы творит:

Вот перетерпит последнее пугало,

Вот похоронит последнего ангела, –

И перекур.

Навсегда.

«Спит голубиная почта на подступах к Че…»

Спит голубиная почта на подступах к Че,

Серая и не смываемая ничем,

Вал из графита на снежном (пока что) плече.

Где-то затеряна в городе девочка Ле,

С еле заметной мозолькой на правом крыле

И телефонным балансом на вечном нуле.

Спит голубиная почта, висят небеса.

Травит сосед на площадке бойцовского пса.

Нет никаких парусов, впрочем… есть паруса.

Письма оттают, дойдут электронным дождём:

Голуби цвета графитного знают твой дом.

Но не читай, говорю, не читай перед сном.

Но не читай – половина пустые, со зла.

Пледом сложи над собою два белых крыла,

Спи, беспокойная Ле, кем бы ты ни была.

Остров молчания

Остров молчания моего пытается вплавь.

Остров молчания моего пытается вглубь.

Остров – с материка охмелевших губ

В волосы-медоносы, как будто въявь

Можно доверить Бога Его врагу.

Остров молчания моего выбирает здесь.

Остров молчания моего дыханием в такт.

Дышат киты, дышит Земля, на китах.

Дышат дожди шипом огня по воде.

Ворона переучивают повторять «нигде»,

Потому что нигде – тактильней, чем никогда.

Потому что нигде – тактильней, чем никогда,

Остров молчания скроется в твой парфюм.

Остров молчания будет делить строфу

С этим самым тактильней, чем никогда.

Слышишь? – молчание прибывает совсем как вода.

Вдох за выдохом, выдох за вдохом, ещё строфу…

Вдох за выдохом, выдох за вдохом, ещё строфу,

И вот мы с тобою почти эмбрионы в воде,

С точностью до секунды координат нигде.

«Двух параллельных кривых отрешённые точки…»

Двух параллельных кривых отрешённые точки.

В конусах точек – густая неверная слякоть.

Почки, – кричат, – прикрывай!

И воистину почки