Не говори, что лес пустой...

В эту ночь ни он, ни Гуреевич не сомкнули глаз. Давлят то ворочался с боку на бок, то вставал и шел на воздух курить, то, засветив каганец, склонялся над картой. Гуреевич приподнимался на локте и смотрел на него. Оба думали об одном.

— Нашел! — вдруг сказал Давлят, бросив карандаш на карту.

— Что? — встрепенулся Гуреевич.

— Нашел, нашел! — повторил Давлят и засмеялся. — Будут склады в Березовичах нашими, возьмем!

Комиссар взглянул на часы. Полночь давно миновала.

— Ну? — спросил он, сев на постели.

Давлят сказал, что вся надежда на сельчан. Группа партизан, большей частью женщины, проникнет в деревню под видом местных жителей или родственников, а кое-кто и погорельцев из других районов, как, например, Андреич. Ну, кое-кого немцы наверняка заподозрят и начнут проверять, не без этого. Однако другие с помощью верных людей должны тщательно выявить все наиболее удобные подходы к складам и систему караулов, время и порядок их смены, средства связи, дома, в которых разместились немцы и особенно их командир. Когда все эти сведения лягут на стол, можно будет конкретизировать план дальнейших действий, суть которого сводится к тому, чтобы вырезать гитлеровцев сонными, бесшумно сняв часовых.

Давлят прибавил, что с группой, которая будет снимать часовых и фашистского обер-лейтенанта, пойдет он сам.

— А общее руководство переложишь на начальника штаба? — спросил Гуреевич.

— Нет, на комиссара Гуреевича, — засмеялся Давлят. — Начштаба возглавит группу по очистке складов.

— Какой из меня командир? Я далек был от военного дела, — сказал, усмехаясь, Гуреевич.

— Ничего, комиссар, научишься. Не боги горшки обжигали. А брать склады хочу поручить Андреичу, как считаешь?

— Но его ведь посылаешь разведчиком?

— Посылаю. Он пойдет за старшего и вместе с разведчиками и местными жителями, кого привлечет, взломает склады. Оружием-то у них для начала будут кухонные ножи, ломы, топоры да вилы, с другим в село не пройдут.

Гуреевич помолчал немного и сказал, что план ему в общем нравится. Вызвали Карпенко, он тоже одобрил. К восходу солнца разведчики уже были готовы двинуться в путь.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Разведчики обосновались в селе, и вскоре начштаба Карпенко положил перед Давлятом лист бумаги, на котором была вычерчена подробная схема расположения складов, охраны и всех других интересовавших объектов. Давлят восхитился:

— Молодцы, товарищи! Все как на ладони.

— Славно поработал артиллерист, — кивнул начштаба.

— Нашел бунтарь, куда девать силу и сметку, — улыбнулся Гуреевич. — Ты не ошибся в нем, комбат.

Втроем обговорили все детали, касающиеся предстоящей операции, которую решили провести через ночь.

Но вечером появился еще один связной из деревни, и начальник штаба Карпенко, выслушав его, поспешил к шалашу, в котором располагались комбат и комиссар.

— Товарищ комбат, плохое известие…

— Что случилось? — спросил Давлят, изменившись в лице.

— Немцы арестовали в Березовичах десятка полтора жителей, заподозрив их в связях с партизанами. Среди них трое наших связных.

— А разведчики?

— Не исключено, что кое-кого взяли.

— Так, — сказал Давлят, хрустнув пальцами.

Гуреевич посмотрел на него и спросил:

— Может быть, до того, как проведем большую операцию, постараемся выручить арестованных?

— Нет, — сказал Давлят, — откладывать операцию нельзя. — Он снова хрустнул пальцами и прибавил: — Ускорить нужно, перенести на сегодня. Который час?

— Двадцать один десять, — ответил Карпенко.

— Собирайте людей.

— Не торопимся, комбат? — спросил Гуреевич.

— Боюсь, что немцы узнают наш план. А потом, комиссар, где гарантия, что арестованных завтра не казнят?

— Да, то и другое правильно…

— Известно, где держат арестованных?

— По словам связного, на старой мельнице, — ответил Карпенко.

— Тогда, значит, выступаем, комиссар, — сказал Давлят Гуреевичу, — другого выхода нет.

— Мне остается только пожелать успеха, дорогой товарищ. — И Гуреевич крепко пожал его руку.

Деревня Березовичи спала в объятиях тьмы. Со стороны, из низины, ее бревенчатые хаты казались силуэтами больших и малых кораблей, бросивших якорь в порту. Ощущение усиливалось плеском волн, которые накатывались на берег озера. Ветер дул с востока, был он не сильный, но сырой и заставлял зябко ежиться. Ночную тишину нарушали еще и редкое, ленивое тявканье собак, и частый, протяжный, как стон, скрип старой калитки в какой-то, наверное, покинутой хате.

— Ваша задача, — объяснил Давлят Климу и Махмуду Самееву, — незаметно подобраться к старой мельнице, снять часовых, освободить наших людей и увести их в лес, к месту сбора.

— Есть, товарищ лейтенант! — ответил Клим.

— И это все? — сморщил нос Махмуд.

— Что, мало? — усмехнулся Давлят.

— Но инициативу проявлять можно или нет?

— Нужно, — сказал Давлят и шутливо прибавил: — Сам-то от земли на вершок, а язык у тебя с версту.

Самеев, как всегда, за словом в карман не полез, кивнул на Клима:

— Чем быть, как этот каланча, голенастым петухом и верной мишенью, лучше оставаться цыпленком, товарищ комбат.

Клим фыркнул.

— Есть сказка такая, Осьмушка, про слона и леопарда, — сказал он.