Не говори никому

— Знаешь, я где-то слышала… Для признания не нужны люди. Нужен ты сам. Я веду к тому, что научись плевать на гнилье прихотливых горожан, просто будь самим собой и стремись к своей цели.

— Я хочу стать художником. А ты?

— Воспитателем.

Без колебаний на девяносто девять процентов была уверенна в своих силах. Сколько детей остаются также отвергнутыми по причине занятости родителей, отсутствием любви или материальной цели.

— Это упрощает поиски. Значит, увидимся с тобой в том мире? ― с жалящей иголкой печали голосит. Шуршание кроссовок проникает в наш разговор. Я отдаляюсь от него, прячась за другим бельем, тем временем выкрикиваю последнее, что ему нужно знать:

— Прощай, незнакомец. У тебя все получится.

— Будь аккуратна! Мир полон гнилья, не дай его тебя съесть…

Разворачиваюсь и быстро исчезаю с улицы, с жизни парня, с места, где появилась маленькая тайна…

Даже спустя несколько недель моей изощренной игры в системе внутренних междоусобиц, я не переставала терять веру. Знаете, как-то я услышала, мир — это не фабрика по исполнению желаний15. Допустим, это правда потому, что там, где начинается «свобода», нет месту словам, желаниям, справедливости. Нас в этом ограничивают, заслоняя приписываемыми законами, требуют их соблюдения, повиновения, молчания, топчут решительность в пределах «не имеем право»… Возникает встречный вопрос, что можно делать по праву? Обманывать себя? Принимать удары, которые вовсе не олицетворяют наше стремление? Ухищряться, но все равно получать за это боль? По щелчку пальца мало чего добьешься в современном обществе. И как бы это не разрозненно печатало мои позиции, в одном я точно не сомневалась — когда-нибудь королевство падет.

Меня не остановить. Ни завтра, ни через месяц, ни через год, когда я покидаю без оглядки пределы сиротского дома «Снежинка». Если уж берусь, то до конца — наверное, поэтому многие меня прозвали «холодной приспешницей», что значит, с непробиваемым льдом сторонник иных идей.

Досадно, конечно, было, что рядом со мной не было его. Он мог бы гордиться мной, пусть мы познакомились спонтанно и то, ― не до конца.

Значит, увидимся с тобой в том мире?

Я буду тебя ждать, сумасшедшая.

И я буду тебя ждать, мистер Кимиль. Надеюсь, ты нашел то, что искал…

5 глава

Наше время

Катя

— Катька, привет. — В группу заходит Машка, как всегда подвижная и не умеющая задерживаться на чем-то одном. Музыкальный работник из нее на высший класс, но с организованностью хромает практика, что иногда как наседка кудахчешь над ней, потому что не люблю неаккуратность.

Женщина упирается об стойку, в руках держа какие-то листочки, внимательно оглядывает их, а я мысленно готовлю себе висельницу. Снова планировать утренник.

— Догадываюсь, ты уже поняла…

— Недавно же был утренник, опять? — хнычу, кладу ручку, потягиваясь на стуле. Писать план на день иногда томительно, аж зубы сводит от изнурительного придумывания на ходу.

— Не опять, а снова, солнце. Итак… — сетует, переворачивает страницу. — Нам сказали, что проводить масленицу будут по старой схеме: веселые попрыгушки в хороводе, стихотворения, сказочники, песни, эстафеты с блинами и прочее лабуда.

— Они могут исходить из новых идей? — выгибаю бровь.

— Не хватает ума. — Улыбается. — Зато я с девчонками посоветовалась, внесли кое-какие поправки, и будет немного по-другому программа. Естественно все пройдет в зале. Черт знает, что еще на улице будет твориться. Одеты дети должны в яркие наряды: девочки — длинные юбки, мальчики — кафтаны, рубашки. Остальное на выбор, главное не все эти розовые, синие цвета.

— Родители с ума сойдут, Маш. Они же меня живой не оставят.

— Я тебя подстрахую. В общем, — цокает языком, — тут есть стихотворения, думаю, какие-то можно старые взять, какие-то новые.

— Ты предлагаешь мне искать?

— Ты же умеешь.

— Маша!

Выдираю из ее рук листок, нацепляя на лицо наигранное недовольство, бегло пробегаюсь по строчкам, отмечая, что некоторые стихотворения в прошлый раз мы не брали, так что… Вообще, занятие по выбору стихотворения организовывается с родителями.

— Вот сценарий сам. — Забираю и его. — Планирую начать с ними заниматься через недельку. Пока…просто поем и водим хороводы.

— Хорошо.

— Кстати, сегодня есть у тебя новенькая? Варя, кажется?

При упоминании дочери человека, которого уже не видела целую неделю, вызывает гамму воскресших тягостных воспоминаний. Прокашливаюсь, меняю положение ног, не поднимая головы, и продолжаю глядеть в лист, ибо уверена, на моем лице красноречиво написано, что меня связывает с этим человек. Пусть это не настолько…грязно, подло, все равно ощущаю себя на каком-то допросе, стоит посмотреть в глаза другим людям.

— А что такое? — В горле пересыхает. Поднимаю голову, нацепляя на себя маску беззаботности.

— Я сегодня ее вместе с другими возьму на кружок. Поработать надо с ней, немного хромает дикция, видно, что домашнее обучение не полностью замещало работу музыкального работника.