Не говори никому

Семен резко дернул головой, прямо впиваясь в мои сквозящие без выточенной холодности эмоции, и прищуривается. Облизала губы, прикусила кончик языка, медленно пряча из виду мужчины свою живую улыбку. Именно ту, которую он никогда не видел. Его зрачки расширились.

— Если бы не твой муж, дорогуша, я бы с тобой сегодня же расписался.

Возвращаюсь к комику.

— Ого. Ты тоже ничего. Получше всяких…наглых. ― Сложила руки на груди и одну ногу согнула в коленке.

— Я…

— Прости, дорогой друг, мне надо обсудить кое-какие вопросы с Екатериной Владимировной, связанные с детским садом, ― грубо прерывает его Семен, делая шаг ко мне. Я остаюсь стоять на месте, вскидывая подбородок в уже знакомой позиции. Чопорность обволакивает его ауру, располагается рядом с игривым обещанием. Мы точно не будем обсуждать детский сад. ― Проследишь за детьми?

— Без проблем. ― Галкин смотрит на меня. ― Приятно было познакомиться, Катя. Заходи ко мне как-нибудь на огонек. Адрес я тебе скину.

Закатываю глаза, только мне не дают ответить, до тупой боли хватая за локоть, тянут на себя, чтобы увести куда-то в сторону. Поджимаю нижнюю губу, послушно следуя за разгорячившимся мужчиной, ибо уверена, стоит нам оказаться вне досягаемости, мои возмущения обрушатся на него с титаническим столкновением об айсберг. Обходим снующих отовсюду людей, пробираемся к вытоптанным тропинкам, что углубляются в лес. Непроизвольно поворачиваюсь назад, как бы меня не потерял мой сын, только его мало беспокоит отсутствие матери.

Вздыхаю и чуть не падаю, запнувшись об корягу под снегом. Большие руки ловят меня, прижимают к себе и окончательно прячут в потемках заснеженного леса, в котором легко сойти с тропы и прийти к волнующей точке.

Голоса стихают, детские крики становятся не такими надоедливыми, на смену приходит пугающая тишина с тихим журчанием птиц — над головами пестрят хвойные ветки, с которых глухим ударом падают комки снега и по которым прыгают маленькие жители. Замечаю серую шубку, юркнувшую высоко к небу, к самому пику сосны. Белка. Где-то впереди мелькают однократные цвета коры, у каких-то деревьев раскрываются ямы, уходящие к корням природы. Видимо, кабаны пытались достать небольшой прокорм.

Клубки пара вылетают из рта, ударяются в лицо и развеваются, забирая с собой минуты гармонии природы. Когда ты нескончаемо вынужденно контролируешь себя, забываешь вкус утомления от изнуряющей тренировки.

Шаги ускоряются, походка становится более вспыльчивой, вследствие чего приходиться бежать за ним. Дергаю руку, вырываясь из его хватки, и злобно огрызаюсь:

— Полегче! Что с тобой такое?

Он нависает надо мной, горой мышц и непреступным азартом, заполняя пространство без лазеек на бегство. Отступаю назад, но он движется синхронно со мной.

— Тоже ничего, Катюша? — язвит громила, притесняя своей грудью. Делаю еще один спасательный шаг, и спиной натыкаюсь на толстый ствол дерева. Пальцами моментально впиваюсь в кору, царапая ткань перчаток. — То есть со мной ты держишь иголки на прицеле, а с ним улыбаешься?

— Он не пытается меня достать, — безразлично выдыхаю, вытягиваюсь, как струна и скрещиваю руки на груди.

Лазарев становиться вплотную, расставляет по обе стороны от моей головы руки и со знанием философа впивается колючим взглядом. Холодок распространяется по рукам, овевает грудь, спину, а на мне толстый слой из утепленной одежды. Что со мной творится?

— Скучала по мне, Снежная королева?

— Как еще, — фыркаю, стискивая челюсть.

Наклоняется и проводит носом по моей щеке — краткость прикосновения зажигает опасные рычаги и одновременно вожделение.

— Скучала… Ты меня искала.

— Я только убеждаюсь в твоей самоуверенности. Ты для меня, — тыкаю указательным пальцем несколько раз в его грудь, которая кажется камнем, — как помойное ведро.

С вызовом ухмыляется.

— А Никита?

— Хм, — делаю вид, что задумалась, — Ник классный парень. С ним бы я встречалась, если не усложняли некоторые обстоятельства. Во-первых, я замужем. Во-вторых, у меня есть ребенок.

Не устану повторять одни и те же термины, лишь бы он понял обессудь нашей разности. Между нами ничего не может быть.

— Но тебе это не должно мешать нарушать правила. Зачем быть тем, кого не признают?

Выгибаю бровь в немом вопросе.

— Принимать чьи-то доводы за свои, — поясняет мужчина и сокращает дистанцию между нашими лицами, оставляя жалкие десять сантиметров. Дыхание становится рванным, сердце громко стучит в груди, и боюсь, он его слышит. — И ими ты питаешься, держась за поручень с мыслью, так правильно, так все становится систематичным. К черту последовательность!

Когда-то давно я слышала что-то подобное, вот только я не успеваю обдумать…

Его дыхание овевает мои губы и дрожь, томленная и скользкая, пробегается вдоль позвоночника. Одежда кажется щемящей и севшей. Я снова теряю контроль. Боже.

— Не стану порочить семью своей ошибкой.

— На ошибках учатся, Катя.

— И ошибки приводят к оплодотворению других, Семен.