Не говорите Альфреду

– Мой тесть тоже всегда говорит «ехать в палату» – мне это очень нравится. Да, скоро отправляюсь. Спешить некуда, мы знаем все, что там происходит. Жюль Буш-Бонтан в данный момент обращается с патетическим призывом… Нет, патетический – неверный перевод, это одно из слов-ловушек, которое означает в наших двух языках разные понятия. Пожалуй, с воодушевляющим призывом или с волнующей речью. (Никто, впрочем, не будет воодушевлен или взволнован, ну да бог с ним.) Я мог бы произнести эту речь вместо него, если бы он заболел; я знаю ее так же хорошо, как он, и ее знает вся аудитория. Буш-Бонтан первым делом заявит, что наши разногласия не устраивают никого, кроме определенных союзников, которых бы лучше не называть. Здесь у нас будет длинное отступление на тему островов Менкье, их истории и моральной принадлежности Франции. (Эти острова – сплошная тягомотина, я не могу ничего о них слышать, это слишком скучно.) Буш-Бонтан изложит это в таком духе, что, если мы их потеряем – а кому до этого дело, кроме, разве что, Грейс? – он будет вправе сказать, что это вина моей партии и партии Мадамов, которые все готовятся, как он очень хорошо знает, проголосовать против него. Буш-Бонтан притворится, будто глубоко потрясен нечестивым союзом между Мадамами и голлистами, которые все подыгрывают Лондону. Это нечто новенькое, не так ли? Обычно он обвиняет нас в том, что мы подыгрываем Москве. Потом перейдет к намеченной на следующую неделю железнодорожной забастовке. Гниющие овощи и попавшие в трудное положение туристы также окажутся на совести нас с Мадамами. Конечно, все эти мрачные пророчества и упреки не возымеют ни малейшего действия, и он это знает. Понимает, где будет находиться в конце этой парламентской сессии, а именно – вне правительства, а не в нем, так что мог бы избавить себя от необходимости произносить речь. Но Буш-Бонтан любит выступать, его это забавляет, а самое главное, ему нравится оглашать беззакония своих соотечественников. Вам он приятен?

– Да, очень.

– Я его обожаю – я действительно обожаю старину Буш-Бонтана.

Филип наклонился ко мне через стол и произнес:

– Все французские политики обожают друг друга, или так они говорят. Они никогда не знают, когда им может потребоваться присоединиться к правительствам друг друга.

Все засмеялись. Разговор сделался общим, присутствующие оживились. Мне нравится этот обычай, который дает человеку возможность слушать без необходимости вступать в разговор, разве что ему есть что сказать. Когда шум стих, я спросила месье Ю, другого своего соседа, что произойдет, если кризис продолжится.

– Рене Плевен, Жюль Мок и Жорж Бидо, именно в таком порядке, постараются сформировать правительство и потерпят неудачу. Англо-французские отношения ухудшатся, социальные проблемы умножатся, Северная Африка будет кипеть. В конце концов даже депутаты заметят, что нам прежде всего нужно правительство. Они, вероятно, вернутся к Буш-Бонтану, который пройдет с теми же самыми министрами и той же самой программой, какие будут отвергнуты сегодня вечером. Это правда, что сэр Харальд Хардрада приезжает, чтобы прочитать лекцию?

– Так мне сказал Альфред.

– Это плохо.

– Я жду с нетерпением.

– Я имею в виду не лекцию. Слушать сэра Харальда – огромное удовольствие. Но это – штормовое предупреждение, первое в цепочке событий, прекрасно известных нам на набережной Орсэ. Всякий раз, когда ваше правительство планирует какой-нибудь неприятный сюрприз, оно присылает сюда сэра Харальда, чтобы развеять наши подозрения и настроить нас благодушно.

– А какая тема лекции? – спросил меня Валюбер.

– Я слышала, что это про лорда Китченера.

Двое французов переглянулись.

– Черт побери!

– Понимаете, нам всегда кажется, будто мы можем предсказать, о чем будет лекция. Как хорошо я помню «Изыскание в области союзнической солидарности». Это было чрезвычайно увлекательно – лекция, прочитанная в столице Алжира прямо перед сирийской заварушкой. «Лорд Китченер» может означать только одно – прощание с островами Менкье. Что ж, если это так, сильно удивляться не приходится. Будем надеяться, что британская разведывательная служба не готовит что-нибудь гораздо худшее.

– Кстати, о разведслужбе, – произнес Валюбер, – когда я встречусь с неотразимой мисс Норти?

– Бедная Норти, значит, она шпионка?

– Конечно. И такая успешная. Было весьма хитроумно прислать ее сюда.

– Что ж, вы получите возможность увидеть ее на нашем званом обеде на следующей неделе.

– Можно мне будет сесть за столом рядом с ней?

– Разумеется, нет, – ответил Филип.

– Почему? Если это официальный обед, я в любом случае буду сидеть во главе стола.

– Нет… у нас есть другие кандидаты… я, например… это большой обед, и вы будете сидеть в дальнем конце стола.

– Я полагал, англичане никогда не заботятся о протоколе.

– Однако, будучи в Риме, мы поступаем как римляне, – правда, Ю?

– Посадите меня рядом с мисс…

– После обеда, – сказал Филип, – вы сможете посидеть с ней на диване. Это самое большее, что я вам обещаю.