Не говорите Альфреду

Молодость бывает только раз; нас в таком возрасте не обременяли такими скучными обязанностями. Действительно, когда в этом возрасте были Полли Хэмптон, мои кузины и я, нам в той же мере вменялось в обязанность встречаться с молодыми людьми и наслаждаться жизнью, как сейчас Норти вменяется в обязанность написать двенадцать писем. Жаль только, я не знала наверняка, что Филлис Макфи действительно будет в этой компании и что в качестве сопровождающего не будет Валюбер. Написав письма, я решила, что мне придется поговорить с Норти. Политика Иностранного легиона не задавать вопросов, вероятно, хороша с мальчишками; девочки же – совсем иное дело. Ветреные, бедняжки, безнадежно легкомысленные, своенравные и недальновидные. Хотя я ненавижу все формы вмешательства человеческих существ в дела друг друга, я тем не менее чувствовала, что передо мной долг, который необходимо исполнить.

Именно в то время я была занята. Прибыл и уехал министр иностранных дел мистер Грейвли. Я видела его мало, поскольку обед, который Альфред дал в его честь, был только для мужчин. Он производил впечатление «сухаря». Я сказала Филипу:

– Мне по душе идея Грейс, что его толкают в бордель, потому что его жена не приехала!

– Она недалека от истины. Все английские политики тянутся творить непотребства, как только приезжают в Париж. Только, конечно, не хотят, чтобы их при этом видел Мокбар. Какая досада, что единственный относительно респектабельный ночной клуб носит название «Секси». «Помидорка» звучит вполне прилично, но мы никак не можем позволить им туда ходить… нет, я не стану вам рассказывать. Спросите Норти…

В противоположность всем известным прецедентам, мистер Грейвли не влюбился в Норти; в сущности, он ее едва заметил. Он нагрузил ее разнообразными странными заданиями, разговаривая с ней сухим, официальным, обезличенным тоном, который настолько застал ее врасплох, что она вполне эффективно выполнила их все сама.

В тот вечер, когда Грейвли уезжал, мы обедали дома. Альфред казался усталым и подавленным; вероятно, этот визит усугубил его неприятности. Подробности я пока не знала. Дэвид и Дон ушли разделить миску риса с другом – в отличие от всех других, они никогда не объясняли просто, что обедают вне дома. Однако когда мы пришли в столовую, то обнаружили, что нас почтила своим присутствием моя секретарша, что было весьма редким явлением.

– Твои коровы, Норти, – произнес Альфред, – сплошная досада.

– Я знаю – разве это не замечательно? Б.-Б. это остановил. Фанни, я совсем забыла тебе сообщить. Видите, чего можно добиться, если поднять шумиху!

– И опять я скажу, что это сплошная досада. Ирландский посол был ко мне так дружелюбен, наши отношения казались идеальными. Теперь он отозван правительством домой для консультаций. Это очень серьезно для ирландцев – одна из их главных статей экспорта исчезла за одну ночь. Все они считают, что это из-за дьявольских махинаций англичан.

– Так и есть, и поделом им за их жестокость!

– Боюсь, что все бедные крестьянские сообщества жестоки к животным – и не только ирландцы. Если они не смогут экспортировать скот во Францию, то станут еще беднее. Подобным способом добрее их не сделаешь. Результат, вероятно, будет таков, что они станут посылать несчастных тварей в другие страны, перевозка в которые окажется дольше, а бойни – примитивнее.

– Б.-Б. так не думает. Он полагает, что не существует других, годных к употреблению рынков.

– Тебе следует употребить свою, видимо, абсолютную власть для того, чтобы заставить французов есть замороженную пищу. Если они начнут это делать, все скотоперевозки можно будет прекратить и скотину можно будет убивать дома.

– Они не станут, – возразила Норти, – они называют мороженое мясо «фриго» и презирают его. Б.-Б. говорит, что они совершенно правы – оно отвратительно.

– Так-то оно так, но им придется в итоге прийти к этому.

После обеда Норти пожаловалась, что устала.

– Я должна покориться судьбе и отправиться в постель – о, печаль одиночества! – И она направилась в свой мезонин.

Мы тоже рано разошлись по комнатам. Прежде чем отправиться спать, я услышала тихий пискливый звук, очень отдаленный, похожий на щебет птенцов в гнезде, который означал, что Норти «сидит» на телефоне. Когда в доме было тихо, я ее прекрасно слышала. Когда я засыпала, она все еще разговаривала. Потом я проснулась в три часа утра, и она по-прежнему пищала.

На следующий день Норти пришла ко мне за инструкциями, и я сказала:

– Не хочу быть бестактной, но, по-моему, ты «сидела» на телефоне полночи.

– Как изнурительно столько часов сжимать трубку! Моя рука до сих пор болит!

– Кто это был? Месье Буш-Бонтан?

Норти удивилась, что я об этом спрашиваю, однако беспечно ответила:

– Нет, он сейчас слишком занят, бедный малый. Это был Шарль-Эдуар.

Так я и думала. Настало время мне вмешаться, если я не собиралась малодушно позволить событиям идти своим чередом.

– И о чем же вы говорили? – поинтересовалась я.

– О моих инвестициях.

– Неужели? У тебя есть инвестиции?