Не ищи меня

Я раскладываю купленные продукты и начинаю резать овощи для рататуя. С тех пор как я переехала – поправка: с тех пор как я стала временно жить здесь, – я снова готовлю. Никаких изысков, Крис – человек простых вкусов, и мой бюджет не позволяет дорогих кусков мяса. Мы не каждый вечер едим вместе, но я всегда готовлю на двоих, чтобы он мог разогреть еду в микроволновке, когда придет. Это просто соглашение, свободное от всяких обид. Я не беспокоюсь о том, когда он появится и стоит ли мне его ждать. Если он не ест, я убираю еду в холодильник и оставляю на следующий день.

После ужина, который я ем с подноса, сидя перед телевизором, я мою посуду и глажу кое-какую одежду. Только свою, не Криса. Наша семейная идиллия так далеко не распространяется. Последний раз я гладила сама себе много лет назад и совсем разучилась это делать. Вместо того чтобы разглаживать складки, я создаю новые. Это слишком скучное занятие, и мои мысли забредают в темные места, поэтому я включаю телевизор, чтобы как-то их отвлечь. Почти работает. Сегодняшний день считается хорошим или плохим? Я размышляю над этим, пока утюг шипит над рубашкой. Сколько секунд мне удалось не думать о произошедшем? Может быть, десять. В лучшем случае двадцать. Я довольна собой и в то же время чувствую к себе отвращение.

Я вешаю рубашки и блузки на дверцу шкафа, чтобы они проветрились, а в памяти всплывают последние слова Линдси. Что, если воспоминаний о тех последних секундах просто не существует? Я ничего не знаю о неврологии, но знаю, что иногда забываю о чем-то спустя мгновение после того, как я это сделала. Как я зашла домой? Ходила ли я только что в туалет? Возможно, мозг не хранит в памяти такие события, потому что он и так уже забит тысячью подобных.

В тот день, когда я вела машину, мой мозг был занят другими важными вещами – вещами, о которых я никогда не смогу рассказать Линдси. Вот что больше всего меня беспокоит: я не была сосредоточена на вождении. Авария произошла так быстро, что, возможно, моему мозгу просто не хватило времени переключиться, и он не записал те последние секунды. В таком случае поиски правды бесполезны, и я должна их прекратить. Это освобождающая мысль.

Слишком освобождающая.

* * *

Когда Крис возвращается, я уже в своей комнате, читаю в кровати. По крайней мере, пытаюсь. Слова кружатся в моей голове, потом вылетают, и мне приходится возвращаться к началу страницы.

Я слышу, как он ходит по квартире, открывает воду, ставит чайник. Слышу, как жужжит микроволновка, в которой греется его еда, потом останавливается с громким писком. Он съедает рататуй за пять минут, затем идет в ванную и бреется. Я уже собираюсь потушить прикроватный свет, когда он стучит в дверь.

Такого раньше не бывало.

– Да? – осторожно откликаюсь я. – Э-э-э… входи.

Откладываю книгу и натягиваю одеяло до самой шеи.

Приоткрыв дверь, Крис просовывает голову.

– Прости, что помешал. Увидел, что у тебя горит свет. Подумал, ты захочешь знать…

– Знать что? Заходи.

Он делает несколько шагов, и я вижу, что на нем только халат и тапочки. До кровати доносится запах лосьона после бритья, и я сползаю под одеяло еще на несколько сантиметров.

– Я сегодня был в Святом Спасителе, – говорит он. – Там яблоку негде упасть. У нас закончились пироги. Все больше людей о нас узнает, появляются новые, кого мы никогда не видели, с одной стороны, это хорошо, а с другой – меня беспокоит, что это всего лишь верхушка айсберга… – он замолкает.

– Так что ты хотел сказать?

Он плотнее запахивается в халат.

– Ах, да. Я подумал, тебе захочется знать, что того парнишки, который тебя беспокоил, Сэма, который расспрашивал о тебе, больше нет. Его не видели уже неделю.

– Как это нет? – спрашиваю я. – Куда он делся?

– Похоже, уехал обратно в Лондон. Ты в безопасности, – он ободряюще мне улыбается. – Но это не значит, что я прошу тебя вернуться обратно, вовсе нет, оставайся здесь, сколько захочешь. Я просто подумал, тебе приятно будет узнать, что он убрался. Хорошие новости, правда?

– Не знаю, – медленно отвечаю я. – Возможно, это очень плохие новости.

– О, я бы не стал искать здесь скрытый мотив, – Крис пренебрежительно машет рукой. – Бездомные вечно порхают с места на… – заметив выражение моего лица, он осекается. – В чем дело? Боже, Анна, ты дрожишь. Я не хотел тебя расстроить.

– Я не расстроена, – возражаю я. – Мне страшно. Возможно, я должна уехать отсюда, поселиться где-нибудь в другом месте.

– Нет, тебе нельзя уезжать! – Он садится на край кровати и берет меня за руки. – Пожалуйста, останься. Я позабочусь о тебе, обещаю. Мы… мы пойдем в полицию, попросим защитить нас.

– Только не в полицию, Крис. Прости, но об этом и речи быть не может. Не спрашивай почему. Все сложно.

Глядя мне в глаза, он придвигается ближе, и запах его лосьона для бритья усиливается. Пожалуйста, не пытайся меня поцеловать, пожалуйста, пожалуйста, не надо, потому что я могу ответить, и это будет неправильно…

– Давай помолимся, – говорит он, закрывая глаза. – Отче наш, сущий на небесах…

Я вздыхаю с облегчением.