Не измени себе

А увлечение Софьи объяснялось причинами весьма простыми: учитель немецкого языка, студент Станислав Александрович Полонский, с восторгом рассказывал Со­не о ее отце Галактионе Алексеевиче, убеждения кото­рого он разделял. Он же и внушил девочке самую горя­чую любовь к отцу, о котором в доме деда запрещено было упоминать. Любовь эта разрасталась по мере того, как строжали запреты. Отец в глазах Сони из «каторж­ника и преступника», как именовали его дед и бабушка, вырос в героя, жизни своей не жалевшего для счастья народа.

Именно Полонский устроил приезд Галактиона Алек­сеевича в Петербург, хотя бывшему политзаключенному показываться в столице было строжайше запрещено. В то время Соня заканчивала гимназию. Она-то, эта встреча, и определила всю ее дальнейшую жизнь. Целый месяц тайно отец и дочь встречались почти каждый день, оба были счастливы. На хорошо подготовленную почву лег­ли слова Галактиона Алексеевича. Именно в это время Соней было решено, что она пойдет на Бестужевские курсы.

Конечно, ее душевное смятение не осталось незаме­ченным. Бабушка заподозрила: уж не влюбилась ли внучка в Стасика? И она была не так далека от истины. Станислава Александровича Соня обожала, но ее обо­жание было совсем другого рода. И все же бабушка снисходительно посмеивалась: она в незабвенной юности тоже трепетала перед красавцем учителем, правда, фран­цузского языка. Снисходительность ее объяснялась и твердой уверенностью в благородстве и высокой поря­дочности Станислава.

По мнению деда и бабушки, все бы у Сонечки было хорошо, то есть жизнь бы ее сложилась так же, как у других девушек ее круга, если бы «не взбунтовался однажды Галактион». Отец официально предъявил свои права на дочь. И дед с бабушкой пошли на уступки, разрешили внучке провести лето у отца под Москвой, где в общем-то, по рассказам деда, побывавшего у Галакти­она, было чуть ли не царствие небесное. И все бы «образовалосьсовсем не дурственно», это тоже по разумению деда

,

если бы внучка во время гостевания не сломала руку, упав с лошади. Надо было в столицу на лечение, а отец кинулся к местному «коновалу», и случилась бе­да— Соня сделалась криворучкой.

К осени Соня возвратилась в Петербург. Успехи ее на курсах, так же как и в гимназии, были завидными, дед и бабушка не могли нахвалиться внучкой.

— Настоящий аналитический ум,— констатировал не без гордости дед.

А бабушка вздыхала:

—   Я в ее возрасте больше танцевала, чем сидела книгой,— и заключала печально: — Это все из-за руки.

– Но ведь уродства не видно!—протестовал дед.

— Ах, что ты понимаешь в заветных чувствах и тай­ных мыслях девиц в таком возрасте.

Право же, если бы бабушка узнала об этих тайных мыслях Софьи, она тоже бы пришла в замешательство от непонимания. В мыслях этих был неотступно Кондрат Пухов. Полуграмотный мужик, а какой острый ум. Впрочем, не об уме Кондрата она думала, не ум она вспоминала, а поцелуи и руки его, крепко обнимавшие, их первую и последнюю ночь, когда он тайно пришел ж ней. Соня задыхалась от нетерпения вновь увидеть его и теперь уже сожалела, что упросила повременить с женитьбой — ее пугала малограмотность Кондрата. Теперь вот семимесячная разлука заставила Софью дрожать от страха. Вдруг он не дождется и женится на другой? Не мог же он не понимать, как велик разрыв в их положении? Примет за блажь богатенькой барышни…

И вот она снова в Мазине. Занятие себе нашла быстро, организовала школу для бедных крестьянских детей, хотя отец и предупредил, что ее затея может провалить­ся, потому что дети в этих семьях рано начинают рабо­тать — и тогда уже не до учебы.

— Не спеши. Еще раз все продумай,— советовал отец.— Летом к тебе ходить никто не будет, подожди до осени.

— Но и я буду полезной. За это время они узнают так много интересного.

Эх ты, социалист-идеалист! — мягко укорял Соню отец.— Эти люди хотят выжить. Они должны думать завтрашнем куске хлеба. Разве ты не понимаешь, как голодно им живется?

Нет, пока что Соня не понимала этого и… потерпела поражение.

Кондрат нашел Соню и подавленной и растерянной.

А что касается женитьбы… Нет, Кондрат не женился, но у него появился приемный сын — усыновил мальчиш­ку дальнего, но богатого родственника, погибшего слу­чайно вместе с молодой женой. Первый раз в дом Тури­щевых Кондрат пришел тайно. А через неделю Софья была уже законной супругой Кондрата Пухова…

Отец не мог противиться этому браку. Он убедился, что дочь полюбила Кондрата искренне. Что же может быть прекрасней такого союза: сила, ум, уверенность, что земля основа жизни, — и культура, красота, сама неж­ность? Раз жизнь в деревне Соню не страшит, раз она в какой-то степени стала ей желанной — какие могут быть сомнения? Не он ли, эсер Турищев, в жарких политиче­ских спорах отстаивал этот путь? Пугала, правда, сгу­щавшаяся международная обстановка, пахло войной, а это могло отразиться на положении новой семьи, на их пла­нах. Впрочем, Галактион Алексеевич видел, что Кондрат крепко стоит на земле. Чувствовалось: он воплотит в