Не измени себе

А Сашка был потрясен тем, что эта, казалось бы про­шедшая Крым и рым и медные трубы Женька,— оказалась девицей. Но даже если бы действительно были в ее жизни те медные трубы, он, Сашка, все равно бы женился.

С нежностью он целовал Женю. И вдруг из глаз его брызнули слезы.

Женя с удивлением смотрела на его слезы.

—  Почему ты плачешь?

Он и сам удивился:

—  Разве я плачу?

—  Ну, конечно,— она провела пальцем по его щеке.

—  А я и сам не знаю. Это от счастья, наверное.

Только сейчас Женя окончательно поняла, что проис­шедшее отрезало ее от Бориса…

Кажется, у нее начиналась новая жизнь.

Женя заплакала. Ведь знала же, знала, что так и слу­чится, и все-таки шла. По краю пропасти ходила, но себя берегла, а тут… Она плакала горько, с раскаянием. Как же она будет теперь жить? Ведь нужен-то ей только Борис.

Но почему? Почему он молчал о главном? Что-то, стало быть, его останавливало. Женя была уверена, что встреча с Борисом тогда, осенью, у столовой, не первая. У нее острая память. И сейчас, всхлипывая и давясь слезами, она упорно хотела вспомнить, где она видела Бориса впервые. Именно сейчас. Ей казалось, что вспомни она это, и все, все станет на свое место.

Ну где и когда она могла видеть Бориса?.. Постой-ка… Как-то он говорил, что в Москву приехал в конце мая. Да, она тогда… уже начала «работать». С Васькой Губошле­пом… Точно, с ним!

И вдруг словно молнией высветилось лицо Бориса. Ка­занский вокзал… Парень искренне поверил, что у нее ста­щили чемодан, что она просит помощи. Да, она даже вспомнила и о своем мгновенном раскаянии: нельзя, нельзя этого парня обижать. Васька хотел цапнуть чемодан, но раздался визг того, плосколицего, отгадавшего их наме­рения.

Женя была рада, что у них ничего не вышло. Больше того. Именно тот случай стал в какой-то степени поворот­ным в ее жизни. Она почувствовала отвращение к себе. Роман избил ее, когда она заявила, что больше не станет «работать» в его шайке.

Выходит, Борис ее искал? По заданию или по собствен­ной воле?.. Тогда в столовой предчувствие ее не обмануло. Правда, все случилось к лучшему. Вон сколько у нее дру­зей стало!

А может, Борис жениться-то вовсе и не думал? Может, специально вывел на большую дорогу, чтобы она нашла свое счастье? А она, дура, влюбилась в него по уши, ждала, надеялась, а он… перевоспитывал ее!

—  Ну, хватит, хватит, Женя,— задыхаясь, шепотом го­ворил Сашка.— Я же люблю, люблю тебя, дурочку… Я жить без тебя не могу. Можешь ты в это поверить?

—  Н-никому… н-никому я не верю. Подлецы! Все вы подлецы… Жить просто не хочется.

—  Глупенькая! Да у нас с тобой такая жизнь пойдет. Только верь мне. Плохим я был, Женя, каюсь. Но с прош­лым покончено. Скажи честно: хочешь быть моей женой?

Женя резко повернулась к нему.

—  А ты… ты не врешь случаем, ненаглядный? Клялся в любви Тамаре, а замуж зовешь меня. Ты мне одолжений не делай. Не думай, не слабачка. Захочу — и у меня будет инженерский диплом.

«Ненаглядный» Сашу покоробил, а остальное он вос­принял как согласие Жени и едва не задохнулся от ра­дости.

Женя понимала — Сашка ее действительно любит. Что же делать ей? Надо как-то решать, но посоветоваться не с кем. Ах, если бы рядом была мама!

И вдруг вспомнилась их с матерью недавняя встреча. Женю срочно попросили в партком комбината.

—     Я… в партком?!

— Конечно, если ты Евгения Пухова.

— Но я же беспартийная.

— В партком ходят не только партийные.

Удивление и любопытство вызвало в ней это приглашение.

Ожидал Женю симпатичный молодой мужчина. Он сразу же заулыбался и пошел ей навстречу.

— Как вы удивительно похожи на свою мать! — сказал он, пожимая ей руку.

— Вы знаете маму? — Женя не сводила с него глаз.

— Еще бы мне не знать! Я и вас, Женечка, знаю. А вот вы меня забыли.

Женя и в самом деле где-то раньше видела этого чело­века. Но мысль эта искрой мелькнула в голове и была вытеснена сообщением о матери. Она, оказывается, находилась сейчас за городом.

Выехали минут через пятнадцать. Дорога заняла около часу. Подъехали к закрытым воротам. Шофер три раза проквакал клаксоном, и створки ворот начали медленно расползаться в стороны…

Женя увидела мать сидящей за большим письменным

столом. Она что-то быстро писала. Но вот мама подняла голову и вскрикнула. Плача, они прижались друг к другу.

— Женечка! Девочка моя! Ненаглядная моя! Кровиночка! Какая ты стала… — мать отстранила ее от себя, посмотрела, погладила по голове, потом прижала еще крепче.— Прости меня! Столько ты пережила, бедняжка…

— Ой, мама! Мамочка! Миленькая!.. Если бы ты знала!..

Если б только знала!..— захлебывалась Женя в рыданиях, словно какую плотину открыли в ее душе, и все накопившееся вырывалось слезами.

Они перебивали друг друга, говорили и говорили, и обе

беспрерывно плакали. А Голубев в это время стоял неподалеку, переминался с ноги на ногу и не решался вставить хотя бы слово.

— Софья Галактионовна,— наконец обратился он к матери,— я заеду за Женей ровно через три часа.

—     Как через три? — испугалась мать.— Может, Женя переночует здесь?

—     К сожалению, нельзя. Завтра у вас каждая минута на счету.