Не изменяя присяге

Мичман Садовинский встречался с Ириной, лишь только представлялась возможность. Он, как мальчишка-гардемарин, искал и находил малейшую причину освободиться от службы и сойти с корабля в город. В эти дни они много бродили по тихим скверам и паркам города, заполненных шуршащей золотой листвой, присаживаясь от усталости то за столики уличных кафе, то на скамьи аллей, то в беседки парков. В один из выходных дней, когда Бруно рано сошел с корабля и они, по традиции, встретились у фонтана с нимфой, Ирина, улыбнувшись, пригласила его к себе домой, на обед. Бруно непроизвольно глянул на часы и без колебаний согласился. Они миновали Торговую площадь, по мосту через канал перешли на полуостров Катайанокка, разделяющий Нора-Хамин (Северный порт) и Седра-Хамин (Южный порт), прошли по набережной, мимо закрытого во внеурочное еще время казино для русских морских офицеров, свернули направо в переулок и подошли к красивому жилому дому.

— Вот мы и пришли, — сказала Ирина. Они поднялись на второй этаж и остановились у двери темного дерева. Ирина достала ключ, отворила дверь и поманила за собой Бруно. В передней висело большое зеркало в старинной золоченой раме. Фигура мичмана отразилась в нем на мгновение в полный рост, и Бруно улыбнулся. Он снял форменное пальто и повесил его на вешалку рядом с флотским пальто с погонами капитана 2-го ранга. Фуражку положил на столик при зеркале.

Ирина пригласила его в гостиную.

— Мамочка, у нас гость! — громко произнесла она.

Ирина усадила мичмана на мягкий диван и вышла в другую комнату. Бруно осмотрелся. Обстановка гостиной была приятной и уютной. Красивая, подобранная со вкусом мебель гармонировала тканью обивки с цветом и рисунком обоев. Приятно радовало глаз присутствие только необходимых и удобных вещей. Не было заметно побрякушек и ненужных безделушек.

Все, что он увидел, как-то очень сочеталось с самой Ириной, и Бруно совсем не удивился этому.

Внутренне он ожидал чего-то подобного.

Обед был накрыт в столовой. Родители Ирины уже расположились за овальным, сервированным красивой посудой столом.

— Здравствуйте, — произнес мичман с коротким полупоклоном.

Мама с улыбкой кивнула, отец поднялся, протянул руку и поздоровался:

— Прошу к столу.

Бруно извинился, попросил разрешения оставить кортик в прихожей, вновь вернулся в столовую и сел за ослепительную скатерть, заложив салфетку. Отец Ирины приподнял со стола хрустальный графинчик и вопросительно посмотрел на гостя:

— Как насчет имбирной?

— Не откажусь, — согласился Бруно.

— Ну, за знакомство в нашем доме, Бруно Адольфович! — произнес отец Ирины.

Они чокнулись и выпили. Тонко зазвенели приборы, мужчины на минуту замолчали, закусывая.

Ирина, ухаживая за ними, сама разливала суп.

Опять замолчали, сосредоточившись на супе.

— Ириночка рассказывала мне о вас, Бруно, — проговорила мама Ирины, когда тарелки оказались пусты. — Мы очень рады, что у Ириночки появились вы.

* * *

Закончив 30 сентября ремонт винтов, эскадренный миноносец «Расторопный» получил со штабного судна «Кречет» распоряжение идти к маяку Реншер. В 10 часов 05 минут стали на якорь у маяка Реншер. В 11 часов 52 минуты к борту «Расторопного» подошел миноносец «Сильный».

В 12 часов 05 минут «Сильный» отошел от борта и ушел в Гельсингфорс.

«1 октября, суббота. Паркалаудский рейд.

6:00 Развели пары в котле № 1.

8:45 Ледоколы “Ермак” и “Царь Михаил Федорович” ушли в Гельсингфорс.

8:41 Эск. мин. “Меткий” прошел из Гельсингфорса.

10:20 Снялись с якоря.

12:52 С линкора “Петропавловск” (5 — Щ) (А — Н — 6)

13:13 Ошвартовались в Лапвике у угольной пристани.

13:20 Загребли жар в котле № 3.

14:00 Начали погрузку угля.

14:50 Окончили погрузку угля. Приняли 18 тонн.

16:16 Эск. мин. “Сторожевой” ушел в Ганге.

Под парами котел № 1.

Мичман Воронин».

(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60382)

Запись в вахтенном журнале эсминца «Расторопный»: Загребли жар в котле требует пояснения. Корабельный паровой котел, работающий на угле, очень инерционен. Для резкого уменьшения выработки пара на угольных миноносцах поступали следующим образом: кочегары лопатами выгребали горящий уголь из топки парового котла на площадку перед ним, при этом резко уменьшалась его паропроизводительность, и, если требовалось, котел вообще мог быть выведен из действия. Эта работа была очень тяжелая, жар от раскаленного угля жег лица матросов, пот заливал глаза, легкие обжигал раскаленный воздух. Вахты кочегаров на угольных миноносцах считались одними из самых тяжелых.

2 октября, воскресенье, бухта Лапвик.