Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ

– Присаживайся… – устало произнёс он. – Я читал твоё заявление о разводе… – потянувшись, вытащил из кучи документов листок со знакомым аккуратным круглым почерком. – И хоть ты сама же его и забрала по непонятным мне мотивам, но сейчас я хотел бы услышать от тебя честный ответ – насколько соответствует действительности всё то, что написано в нём?

Краска бросилась в лицо девушке, жаром запылали щёки до самых ушей. Она прекрасно помнила весь текст длиннющего заявления, в котором под влиянием душившей обиды и мятежной злости импульсивно и совершенно по-детски, искренне и очень подробно описала все моменты своей нелёгкой с Михеем жизни. Василиса небезосновательно опасалась, что не разведут их так вот быстро и сразу; как водится, назначат трёхмесячный срок для «подумать», и тогда взбешённый супруг её точно прибьёт, жёстко расправившись за проявленную инициативу, так что и до суда она не доживёт. Потому и выложила всю правду-матку, очень красочно и эмоционально расписав безобразные пьянки и длительные загулы распоясавшегося мужа. Про то, что и собственной дочкой тот не занимается, написала, ежели вдруг в интересах ребёнка надумают назначить им испытательный срок, про издевательства и насилие, про угрозы табельным оружием… С заявления, как и положено при подаче, сняли копию, которая совершенно случайно попалась на глаза судье, и та передала её для дальнейшей проверки по месту службы несостоявшегося ответчика. Документ, как ни странно, не затерялся в ящиках архива, а направился прямиком на стол руководству. Вот тут парню не повезло во второй раз: начальником его оказался мужик старой, видать, закваски, честный и справедливый, который просто не смог оставить без внимания и проигнорировать столь явное безобразие среди своих сотрудников. Василиса же испугалась… Чего, спрашивается? За непутёвого мужа волновалась, что вдруг посадят хулигана или турнут из органов, а она виноватой останется? Нет… вовсе нет… Она до сих пор судила о всей милиции по собственному супругу и его коллегам, потому и в эти минуты не доверяла седому полковнику, сильно опасалась, что не доведёт тот дело до конца, замнёт ради чести мундира, в конце концов, просто не поверит её словам, а если и начнёт проверку, то Михей, как угорь скользкий, вывернется и не избежать ей тогда отмщения, которое и в самых страшных снах не приснится, а то и впрямь, выполнив прежние угрозы, возьмётся за оружие…

Под изучающим взглядом большого начальника Василиса притулилась на стульчике, чувствуя себя более чем некомфортно и имея огромное желание дать стрекача, лишь бы не смотрел он на неё так внимательно… будто рентгеном просвечивал. Вся она как будто уменьшилась в размерах, сжавшись в комочек, а мужчина терпеливо ждал ответа, казалось, понимая состояние девушки. Поэтому, махнув рукой на все свои нерушимые принципы относительно вранья, того, что больше всего не любила, просто органически не переваривала ложь, Васька неумело пошла на попятную:

– Это неправда… я всё выдумала… – прошептала, не глядя на собеседника.

– Посмотри на меня? – как-то по-отечески и до слёз проникновенно тихо попросил он.

Василиса неохотно подняла раскрасневшееся лицо на полковника, но взгляд непроизвольно всё время скользил мимо, уходя куда-то в сторону, за спину, где на стене висел огромный портрет Горбачёва. «Лучше я на него стану смотреть…» – подумала девушка, разглядывая затейливое родимое пятно на челе президента, напоминавшее ей какую-то страну…

– Вот смотрю я на тебя… – неторопливо продолжил полковник. – Совсем молоденькая, можно сказать, юная девочка, несмотря на то что у самой ребёнок, а в глазах такая мука читается и боль умудрённой жизнью взрослой женщины… Что он с тобой сделал? – сочувственно так поинтересовался мужчина, по возрасту годившийся девушке в отцы, которого ей так сильно не хватало с самого детства.

«Ему бы только в КГБ работать…» – Васька закусила губу, чтобы не расплакаться от жалости к собственной персоне и своей несчастной доле, но… собрав себя в «кучу», дабы совсем не раскиснуть, твёрдо продолжала гнуть свою линию и упорствовать:

– Ничего. Никто со мной ничего не делал. Это я… написала неправду… – при этих словах вновь опустила глаза, ложь давалась с большим трудом, словно вгрызаясь в сердце каждым словом.

– У тебя взгляд правильный, чистый, так что запомни, девочка моя, ты никогда и никого не сможешь в своей жизни обмануть! В твоих глазах читается любая ложь! – ничего так и не добившись, с сожалением вздохнул он. – Как хочешь… наверное, у тебя на самом деле веская причина скрывать правду. Не буду тебя больше мучить, иди…

Сгорая от стыда, Василиса поспешно вскочила со стула и бросилась к выходу, но уже взявшись за ручку двери, вдруг опомнилась и, обернувшись, выпалила:

– До свидания! Извините меня… пожалуйста!

– До свидания… будь счастлива… девочка…