Выбирая разрозненные бусинки бабушкиных речей из завалов моей детской памяти и тщательно нанизывая их на нить осмысления, позже я поняла, что речь шла о революции 1905 года. Моя бабушка была на два года старше двадцатого века. И, значит, мать знала о ней много больше меня, если точно назвала её возраст. Бабка умерла в восемьдесят четвёртом. Да, ей было восемьдесят шесть. Дед умер в семьдесят, годом раньше. Значит, она была старше деда на пятнадцать лет. Я только сейчас это посчитала. Я садилась всего лишь писать рецепт плова!
«Она начала рожать нас поздно!» – поджав губы, говорила мне мать. Странно, но она частенько называла бабушку – «она». Провал бабушкиной жизни между пятым годом и годом тридцать шестым, когда родился старший мамин брат Святослав, я изучала долго. Их жизнь с сорок первого, когда родилась моя мать – мне более-менее известна. Но всегда было понятно: бабка что-то скрывает, тщательно вымарывает из своей биографии. Дед кое-чего из своей – стыдится. Он иногда говорил: «Она меня изменила. Она меня спасла». В эти редкие моменты бабка переходила на мордовский язык. Переходила резко, с ироничной интонацией. Как кнутом щёлкала. Никто и никогда не рассказывал как бабушка и дедушка познакомились. Никто понятия не имел, чем они занимались от периода очередного террора до воцарения очередной империи. Кем были? Чем жили? Где работали? Как снискивали хлеб свой насущный? Каков был конфетно-букетный период? Каковые страсти рвали их на куски? О чём плакалась бабушка подружкам на бессмысленно потраченном времени нюнистых девичьих посиделок? О чём сурово пил водку дедушка сотоварищи? Ничего. Ничего в доме не было о проклятом царизме. Ничего в доме не было о святой революции. Провал. Тьма. Вакуум.
– Бабушка, что это за штуки в коробочке?!
– Не трогай.
Спокойно. Без крика. Без малейшей перемены интонации. Но ты, моментально похолодев от неосознаваемого ужаса совершаемого, внезапно трусящимися ручками укладываешь крупные кресты светлого металла обратно в коробочку из-под духов «Красная Москва» и кладёшь их обратно. За коробку из-под обуви, наполненную разноцветными бусинками и прочей ерундой. Туда, в секретер, обычно запираемый на ключ. Бабушка искала пуговицы и бомбошки к твоему победному наряду.
Когда и у бабки и у деда в паспортах в графе «место рождения» записано: «село Шугурово, Мордовская АССР» (какая Мордовская АССР в 1898-м и в 1913-м?!) – не возникает ни малейшего сомнения, что они оба отродясь умеют говорить по-мордовски. И ты даже не удивляешься тому, что они женаты. Родились в одном селе. Там и познакомились. Тем более, что никто понятия не имел, сколько бабушке на самом деле лет (в паспорте была другая дата, официально бабка была старше деда на два года). А если, например, и знать, что ему двадцать, а ей – тридцать пять, и поженились они в Москве, так и что? Встретились. Может, она его нянчила в детстве? А тут увиделись, кофе зашли выпить. Было же в Москве тогда кофе. Кофе было всегда! Рассказ у О’Генри есть о кровниках, встретившихся в Нью-Йорке. И вместо отомстить – что? Правильно! Друг другу в объятия бросились. Нью-Йорк, Нью-Йорк!..
Много позже многое выяснилось. Например, что моя бабка выучила мордовский язык за месяц. Сколько там лет не могут выучить нэзалэжну мову украинцы?
Говорю же: моя бабка была гениальна во всём. Она была взрослым опытным мужчиной, умеющим достигать умиротворения. Поэтому моя бабка готовила гениальный плов.
Дед мог есть бабкин плов бесконечно. Все были способны есть бабкин плов бесконечно. Летом приезжали гости и скандировали: «Плов! Плов! Плов!» И бабка готовила плов. Во дворе была летняя кухонька. И печь на дровах. Готовился в основном плов классический. Самый простой. Самый необыкновенный. Но потом наступали мидии. И бабка готовила гениальный плов с мидиями. Такого не готовили ни на одной кухне окрест! А в Одессе все готовят плов с мидиями. Ещё был плов с сухофруктами. И это был гениальный плов с сухофруктами.
Мать моя прекрасно готовила. Почти как бабушка. И холодец, и борщи, и пельмени, и пироги – она готовила почти как бабушка. Но плов у неё не получался даже «почти». Она сердилась. И бормотала себе под нос: «Как она это делает?!»