После тех сборов я наслаждалась готовкой ровно неделю. Ставила на стол тарелку с супом, возвращалась к плите, чтобы положить дочери второе, и уже на полдороге от стола к плите – а это приблизительно полтора шага – видела, что она доела суп. Я не успевала повернуться, как она ставила в мойку пустую тарелку. Но буквально через неделю Сима вернулась к своим прежним пищевым капризам. И я снова кружила вокруг нее, приговаривая: «Котлета, котлета, еще один кусочек».
Иметь ребенка-малоежку, да еще спортсменку – испытание не для слабонервных. Я покорно сдавала деньги на все выпускные и праздники в школе. Родители заказывали детям пиццу, роллы, мини-шашлыки, гамбургеры, картошку-фри. Ничего из этого дочь не ела. Она сидела за общим столом для виду. Когда дети отправлялись беситься, я доставала из сумки контейнер и тайком кормила ее гречкой и котлетами из индейки. Я проводила эксперимент еще с сыном в подобной ситуации и точно знала – он бы упал в голодный обморок, но не стал есть то, что не хочет. У дочери оказались и другие проблемы. Она могла не есть, потому что на столе не было ножа, например, а она привыкла есть приборами. Гречку ложкой – да ни за что. Руками? Шпажку с шашлыком? Сима уже лежала в обмороке. Это не капризы, не избалованность. Свойство натуры, характера, сочетания генов. Ее отец тоже ни за что не возьмет еду руками. Попав на необитаемый остров, супруг бы умер не от того, что не смог добыть еды, а от отсутствия ножа и вилки.
Многое, конечно, поменялось. Я впервые попробовала йогурт в пятнадцать лет, что такое киви, узнала в шестнадцать. Даже не подозревала, что бананы могут быть желтыми сразу, а не после того, как полежат неделю на подоконнике. В детском саду самым вкусным угощением считались сушеные яблочные дольки из смеси сухофруктов для компота и выловленные из того же компота вареные абрикосы. Да мне и сейчас вкусно все.
– У меня юбилей был, – сказала тетя Надя, к которой я по привычке заглянула поздороваться. – Семьдесят исполнилось. Вот радуюсь, что еще нужна, работаю, и пока не гонят на пенсию. Но, знаешь, тяжело стало. Родители другие. Сразу скандалят, пишут в инстанции. А как я им объясню, что я детей уже пятьдесят лет кормлю? Каждого помню. Вот Вася твой… Как он? Неужели уже студент? Вот время летит. Когда Сима в столовую вошла, я сразу поняла, что она твоя дочь. Такой зверек пугливый сидел за столом, лишний кусочек хлеба боялась попросить. Если ей не положишь, так сама ни за что не возьмет, не хватанет без разрешения, не то что некоторые. Есть такие – выживут. Голодными не останутся. Твои нет, слишком воспитанные. Им бы наглости у кого-нибудь занять, так в жизни легче будет. Сейчас я хоть спокойна – Сима твоя ест. Не все, но хоть что-то. Родители жалуются, что столовые плохие стали. Это не столовые, это продукты плохие. Вот ты, твое поколение, пенку на молоке терпеть не могли, а сейчас поди поищи такое молоко, чтобы пенку дало! И родители другие. Папы с мамами, особенно те, кто в разводе, друг с другом договориться не могут, что можно, что нельзя ребенку, а потом от нас требуют, чтобы дети ели. Я не боюсь проверки. Не боюсь, что уволят. Боюсь, что следующее поколение детей моих пирожков уже не попробует. И не узнает, что такое пенка на молоке.
Травма социализацией. Кто больше страдает – родители или дети?
Детская социализация – неисчерпаемая, больная, насущная тема. Миллионы статей, научных исследований, многократно описанный родительский опыт не имеют никакого значения. Каждый год молодые родители задаются вопросами: когда впервые можно отправить ребенка в лагерь (спортивные сборы, выездные школы), чтобы не нанести ему психологическую травму? В каком возрасте он готов нести ответственность за собственную гигиену, поведение? Как понять – готов ли ребенок разлучиться с родителями и домом и круглосуточно жить в коллективе? А нужны ли вообще ребенку все эти лагеря? Пойдет полная социализация на пользу или подорвет нервную систему? Молодые мамочки спрашивают, насколько тяжелой станет травма, которую можно нанести семимесячному ребенку, если уехать с мужем на пять дней в отпуск и оставить чадо на любящих бабушек или няню? Все однозначно говорят, что травма окажется тяжелой. Ребенок не узнает родителей. Забудет. Все станет очень плохо. На ручки точно не пойдет. Молодые мамы отказываются от отпуска, от мужа, от жизни. Они, конечно, не хотят, чтобы няня или бабушка стали главными людьми в жизни их ребенка.
Насчет травмы – не знаю, не спрашивала у детей. А то, что не узнают – точно. Мы с мужем уехали отдыхать на неделю, когда сыну было месяцев восемь. Я загорела, похудела. Когда, вернувшись, я протянула руки, собираясь достать сына из кроватки, он заорал. Загорелая худая женщина не была для него мамой. У детей короткая счастливая память. Мама из брюнетки перекрасилась в блондинку? Ребенок станет шарахаться от новой тети. Недолго. Через час опять залезет на ручки и решит не слезать никогда.