Не мяукайте с неизвестными

– Съемка мобильным не даст такого качества, как этот аппарат. А нам нужно очень высокое качество! Кроме того, если вас застукают у картины с мобильником, все будет ясно. Вас раскроют – со всеми вытекающими последствиями как для нас, так и для вашей мамы. А пудреница не вызовет подозрений. Вы молодая интересная женщина, все поймут, что вы занимаетесь своей внешностью. Это так естественно.

– Я все поняла, – проговорила она тихо.

– Очень хорошо. Я уверен, что вы все сделаете правильно. Смотрите, мы как раз подъехали к вашему дому.

Луций Ферапонтович сидел в задней комнате музея и занимался любимым делом – приводил в порядок один из ценнейших экспонатов, бронзовую чернильницу, принадлежавшую знаменитому средневековому колдуну и чернокнижнику Льву бен Бецалелю, тому самому, который сделал из глины и оживил при помощи могущественных заклинаний искусственного человека Голема.

Чернильница была выполнена в форме угрожающе изогнувшегося бронзового кота. Она сохранилась неплохо, нужно было только очистить ее от копоти и вставить в глазницы выпавшие зеленые камушки. Луций Ферапонтович осторожно нанес капельку клея, подхватил камешек пинцетом и только было хотел вставить его на нужное место, как вдруг дверь приоткрылась и в кабинет заглянула музейная кассирша Марфа Матвеевна. Жабьи глаза ее были выпучены, щеки тряслись, как недоваренный холодец. Она хотела что-то сказать, но от волнения слова застревали у нее в гортани, не находя выхода.

Луций Ферапонтович от неожиданности выронил камешек, повернулся к кассирше и недовольно проговорил:

– Марфа Матвеевна, как так можно! Врываетесь не вовремя, мешаете работать. Я вас неоднократно просил, чтобы вы не врывались ко мне в кабинет! Особенно без стука. Вот превращу вас окончательно в жабу или другое некрасивое земноводное, будете знать!

Марфа Матвеевна испуганно икнула, еще сильнее выпучила глаза и наконец смогла выговорить:

– Луций Ферапонтович, дорогой, не гневайтесь! Опять он, кровопийца!

Старичок положил пинцет, неторопливо взглянул на часы и удивленно поднял брови:

– Сегодня же четверг. Что это он не вовремя?

– То-то и оно, – простонала кассирша. – Вы бы вышли, поговорили с ним. У вас это получается.

– Поговорим. – Он поднялся из-за стола, поправил галстук и вышел из кабинета.

В музейном зале стоял Анатолий Васильевич Беневоленский собственной персоной.

– Приветствую вас! – широко улыбнулся гостю Луций Ферапонтович. – Чем обязаны? Насколько я помню, мы с вами договаривались на вторник, а сегодня…

– Я знаю, что сегодня четверг, – перебил Беневоленский. – Но я не по поводу аренды. Я по другому поводу. Мне нужно трудоустроить одну особу. Она ваша коллега, музейный работник, с большим, между прочим, опытом.

– Но у нас нет вакансий, – начал было Луций Ферапонтович.

– Изыщите, – возвысил голос Беневоленский, – постарайтесь! Я считаю, что вы должны пойти мне навстречу после всего, что я для вас сделал.

Луций Ферапонтович хотел что-то возразить, но визитер уже отступил к двери и позвал:

– Вера Анатольевна, заходите!

Дверь открылась, и вошла симпатичная молодая женщина с несколько растерянным выражением лица.

– Разрешите вам представить вашу новую сотрудницу Веру Анатольевну Мельникову, – скороговоркой проговорив это, Беневоленский ретировался.

– Что ж, – Луций Ферапонтович проводил начальника долгим взглядом, – значит, будем вместе работать. Извините, Верочка, я не расслышал, где вы раньше служили?

– А я еще и не говорила, – девушка приветливо улыбнулась. – Я работала в музее Плескова в отделе древнерусской живописи.

– Иконами, значит, занимались, – проговорил старик с каким-то странным выражением. – Хм, как вы понимаете, у нас в музее совсем другие экспонаты. Из другого, так сказать, лагеря.

– Я понимаю, – девушка с неподдельным интересом огляделась по сторонам. – Но музей ведь и есть музей. Из Плескова я уехала по семейным обстоятельствам, а здесь не смогла найти работу. Хорошо вот, Анатолий Васильевич помог…

– Кому хорошо, а кому не очень, – вздохнул старый директор. – Впрочем, я думаю, мы с вами сработаемся. А чем именно вы у себя в Плескове занимались? Какими иконами?

– Андрея Рублева, – выпалила девушка, назвав единственное известное ей имя иконописца.

– Ага, значит, новгородская школа, XIII век, – задумчиво протянул Луций Ферапонтович.

– Да-да, – испуганно подтвердила девушка.

– Ах нет, я слегка ошибся! Это не XIII, а XIV век, суздальская школа.

– Да-да, конечно, – девушка заметно порозовела. – Конечно, суздальская…

– Ах, что же я говорю! – директор всплеснул руками. – Вот что значат возраст и склероз! Видно, мне пора на пенсию. Это же московская школа, XV век!

Девушка опустила глаза и что-то виновато забормотала.

– Странные вещи происходят иногда с памятью, – продолжал Луций Ферапонтович. – Как сказал Франческо Петрарка: «Земную жизнь пройдя до половины…»