Они живут замечательно. Притираются друг к другу достаточно быстро, что обоих нисколько не удивляет — память тела неистребима, и вот уже исчезла неловкость, и вот уже вернулось прежняя простота. Успевают два раза поссориться, причем довольно серьезно — с полным набором колкостей от Шерлока Холмса и прямолинейных высказываний от Джона Ватсона, не обременяющего себя особенной деликатностью. Делят обязанности по дому, и на этот раз Джон не признает никаких поблажек — поровну, значит поровну, надо будет отправить Шерлока в магазин, он сделает это без малейшего колебания, каким бы страданием не подернулись самые прекрасные в мире глаза. (Страдай, но тележку заполняй до самого верха. Составление списка я так уж и быть возьму на себя). Приглашают Алекса «на пару стаканчиков виски», наконец-то осуществив его трепетную мечту увидеть гостиную на Бейкер-стрит, и Джон снова втайне ревнует, наблюдая восторженное изумление Алекса и скромное удовольствие Шерлока, расплывающегося в улыбке значительно чаще, чем привыкли его лицевые мышцы. Джон видит их очевидную совместимость и от этого нервничает — ни с кем и никогда Шерлоку не может быть настолько комфортно. На это существует неписанный закон их союза — только Шерлок и Джон. Всё остальное — лишь случайные связи. Он поглядывает исподлобья, мучается частым ознобом и чувствует себя ревнивым ослом. И тем не менее вечер этот смело можно назвать чудесным. Проводив Алекса, они ещё долго сидят в гостиной, перебрасываясь короткими фразами, и не спешат расходится по комнатам… Частенько появляется Лестрейд — просто так, не нуждаясь в помощи или совете. Грег привык справляться без Шерлока, а Шерлок пока не готов к возвращению в мир грабежей и убийств. Он откровенно наслаждается безмятежным существованием под крылышком Джона. (Вопрос, надолго ли его хватит, остается открытым). Майкрофт Холмс своим присутствием не обременяет, как видно, не желая нарваться на дурное настроение Джона, в котором, он абсолютно уверен, всё ещё очень живо, и перед которым продолжает считать себя виноватым. А может быть, он просто предоставляет возможность этим двоим разобраться в собственных жизнях. Его звонки не часты, но весомы, и каким-то удивительным образом всегда оставляют след, по большей части приятный. О миссис Хадсон говорить не приходится — миссис Хадсон рядом всегда. Порою чаще, чем это необходимо. Но поскольку она является неотъемлемой составляющей микрокосма квартиры, никому из них не приходит в голову высказать даже подобие недовольства. Миссис Хадсон была, есть и будет. C момента переселения Джона на Бейкер-стрит она не задала ни одного неподобающего вопроса, что конечно же означало, что их у неё несметное множество. Но она мужественно ограничивается вопросительным взглядом, время от времени перебегающим с одного на другого — всё ли благополучно, дорогие мои?
Да, миссис Хадсон, да. Спасибо, наш добрый и всё понимающий ангел.
Каждый прожитый день Джон считает единственным, уникальным, и однажды с печальным удивлением осознает, что секс совершенно не вписывается в эту гармонию. И, возможно, даже её нарушит. Наверное, думает он, дальновидный Шерлок понимает это лучше него. И наверное, это правильно…
Кроме того, не исключена вероятность (и осознание этого особенно тяготит), что Шерлок опасается переступать ту черту, за которой их отношения приобретут статус семейных — с неизбежными обязательствами и обременительной несвободой. Джон не забыл откровенного разговора о прошлом. Шерлок и его связи, черт побери. У Джона до сих пор остро сосет под ложечкой от каждого из сказанных Шерлоком слов: Все чего-то ждали… Требовали… Имели виды… Строили планы… Разве сам Джон далеко ушел от таких притязаний? Он тоже имеет виды. Еще какие. И, возможно, Шерлок любыми способами старается этого избежать. Страстные поцелуи, лихорадочные обжимания, ласки, вздохи и стоны — всего лишь экстаз. Нахлынуло бурно, закружило, достигло точки кипения, а потом отлегло. Кто сказал, что Шерлок собирался идти до конца? Это Джон собирался…
Он смиряется, посчитав, что и так получил от жизни достаточно.
Но не смиряется Шерлок.
Всё прозаично: угасающий день, с усталым облегчением уступающий место вечерним сумеркам; лампа под потолком; вспененная вода, покрывающая грязные тарелки и чашки; Джон, деловито шурующий в мойке; автомобильные гудки за окном и где-то там, в высоком, темнеющем небе — первая звездочка, такая яркая, такая недоступная пониманию… Джону уютно. Спокойно. Хорошо. И только когда позади вырастает Шерлок — неожиданно, словно взметенный и принесенный одним из ураганных ветров, картина меняется со скоростью вспышки. Остро, томительно, жарко. Джон дрожит от невиданной по силе потребности — обернуться. И не может этого сделать. Спины невесомо касаются губы, вспарывая мышцы, круша позвоночник, поджигая кожу и кровь до угольной черноты, и шепот забивает легкие раскаленным песком: — Ты же понимаешь, что больше я не могу?