Не могу больше (СИ)

— Ты считаешь, мы можем поссориться? — пробормотал Джон, протискивая руки и обнимая стройную талию. — О, Шерлок… — И мгновенно сорвался: припал губами, целуя грубо, настойчиво, впитывая несущееся под кожей желание, пьянея от нарастающего в Шерлоке трепета. — Я не знаю, что делать, — шептал он в ямку между ключиц. — Это моё место. Я должен быть здесь, и нигде больше. Каждый день. — Его будто прорвало: слова теснились в гортани, нетерпеливо выталкивая друг друга, и каждое было важным, необходимым, и от каждого, казалось, зависела жизнь. Руки сжимали с отчаянной силой. — Уходить на работу отсюда и сюда же возвращаться по вечерам. Сидеть возле камина — вымотанным и злющим как черт. Согревать у огня озябшие ноги, потому что растаял чертов снег и повсюду чертовы лужи, потому что промокли ботинки, и вода хлюпала в них противно, как сопли в простуженном, распухшем носу. И винить во всём только тебя. А кого же ещё? Смотреть волком. Беситься, что чай еле теплый, а ты — бесподобно красивый. И что равнодушен к моим проблемам: ходишь кругами, пристаешь с вопросами. Рычать, чтобы отвалил и дал спокойно от усталости сдохнуть. И любить тебя больше жизни. Умирать от любви… Я не знаю, как быть, Шерлок. Я хочу только этого, и ничего больше.

Неуверенный ответ прозвучал как банальное утешение, произносимое лишь тогда, когда сказать хочется много, но лучше не говорить, потому что станет ещё больнее: — Подождем.

Джон услышал каждую фальшивую нотку и дернулся как от пощечины. — Чего? Шерлок, не надо, прошу тебя. Только не ты. От тебя я хочу услышать настоящее. Или ничего. Но не безликое подождем. Не слишком ли долго я ждал? — Он высвободился из объятий — видит бог, меньше всего ему хотелось сейчас лишаться родного тепла. И всё-таки отступил, взглянув растеряно и недоуменно. Казалось, Джон и сам был потрясен тем, что собирался произнести. — Понимаешь, Шерлок, я ждал. Тебя. Будь я проклят, только сейчас я со всей ясностью осознал это. Твоя могила, твоя кровь… Слишком правдоподобно для правды. Я не мог так глупо купиться. Просто от горя и ужаса мозг отключился.

— Джон…

— Да черт с ним, Шерлок, я не об этом. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Я не должен был этого делать. Ни при каких обстоятельствах. Соломинка не может стать спасательным кругом.

— О чем ты?

Злость закипела в груди мгновенно, вспыхнули щеки, пальцы рефлекторно шевельнулись, готовые собраться в кулак. — Прекрати. Прямо сейчас — прекрати эти недостойные игры. Иначе я развернусь и уйду. Ты гребаный аналитик, ты чувствуешь раньше, чем слышишь. Какого хрена задавать дурацкий вопрос?

— Да. — Шерлок нервно поджал губы. — Разумеется, я тебя понял. Но ты это сделал, Джон. И она тебя любит.

— Знаю. Мать твою, я это знаю. Но и другое знаю наверняка: никогда и ни за что я с тобой не расстанусь. Лучше умру.

— Не уверен, что это лучше.

Они посмотрели друг другу в глаза. Затянувшийся взгляд вызывал неловкость и замешательство, но разорвать его не получалось. Первым не выдержал Шерлок — ресницы дрогнули и опустились. — Вряд ли ты сможешь сегодня остаться. Мне кажется…

Сердце скорбно и жалобно сжалось: Джон уже и сам это понимал. Недавняя бравада отступила, и на смену ей пришло отрезвление. Он безотрадно припал к окну: темно, холодно, снежно. Враждебно. Провести эту ночь здесь, на Бейкер-стрит… Пусть не в комнате Шерлока — в своей. Только бы знать, что где-то неподалеку стучит дорогое сердце.

Но это было нечестно. И жестоко. А быть нечестным и жестоким он не умел. Даже с теми, кто по законам справедливости всё это вполне заслужил.

— Знаешь, чего я хочу? Чтобы нас замело — не выбраться.

— Но выбираться придется, Джон. — Шерлок оказался рядом, и его вздох приятно согрел спину. — Мы не можем начинать… вот так. С этого. Разве сам ты думаешь по-другому?

— Нет. Но мы уже начали. И остановиться не сможем.

— Ты понял меня.

— Я понял тебя. — Джон отошел от окна, стараясь не коснуться Шерлока даже одеждой, и поднял прикорнувшую у ножки стола сковороду. — Мы можем хотя бы поужинать вместе?

Губы Шерлока дрогнули — он проводил Джона печальным взглядом. — Я люблю тебя, а ты снова схватился за сковороду.

— И я люблю тебя, потому и схватился. Поставлю перед тобой тарелку с тушеной фасолью, полью соусом тосты, и спокойно уйду.

— Уйдешь? Спокойно? — Шерлок тщательно прятал улыбку. — А кофе?

Но улыбку Джон уловил. В глазах промелькнули ярко-синие вспышки, мягко залучились морщинки. Душу слегка отпустило — она болела уже не так беспощадно. Может быть, всё не настолько трагично и сложно? Так или иначе, они уже вместе.

— Конечно, кофе. А потом я буду тебя целовать. На дорожку… — И добавил, задохнувшись от накатившей радости мгновенно принятого решения: — Я разведусь. Каждый день без тебя — мучение. Бесполезная трата времени и жизни. Зачем? И черт с ним — с огнём.

— С огнём?

*

Поцелуи уже не поцелуи — яростные укусы: губы истерзаны, шея пестреет жарким пурпуром, челюсть нещадно ломит.

Наконец-то, наконец-то можно хоть немного насытиться, хоть чуть-чуть утолить истинный голод.