Он раздумывает несколько секунд, потом приподнимается, подходит к шкафу, приоткрывает, заглядывая внутрь, вытаскивает оттуда небольшой нож, от чего я снова передергиваюсь, закрывает шкаф и подходит к кровати, задумчиво вертя его в руках.
— Вы не против?
Он что, серьезно спрашивает, не против ли я, если он начнет меня резать?
— Да пошел ты.
Усмехается.
Подходит ко мне слишком близко, оттягивает футболку и одним движением разрезает ее на две части.
— Мне просто неловко, что вы в одежде, — признает он.
Ему… неловко?
Затем он присаживается на кровать и начинает разрезать брюки, аккуратно, чтобы не задеть кожу.
Я не вырываюсь, зная, что он может меня поранить, просто медленно наблюдаю за тем, как он стаскивает с меня разорванную тряпку.
На мне ничего не остается. Он слишком долго смотрит на мой пах, вновь облизывая губы, а потом с силой обхватывает член. Я закрываю глаза и сжимаю зубы, чтобы не застонать.
Это вроде как больно. Никакой нежности в его действиях я больше не чувствую.
Он принимается его поглаживать, наблюдая за моей реакцией. У меня не стоит, да и вряд ли встанет в такой ситуации. Но его это ничуть не волнует.
Он оглядывает мое положение, что-то обдумывает и достает из кармана ключ от наручников.
Я шумно выдыхаю, видя, что мое спасение так близко…
Но Кинни только качает головой.
— Хочу вас трахнуть, — просто отвечает он. — Но хочу, чтобы ноги были разведены так, чтобы я все видел.
Не знаю, что ему сказать. То, что он ублюдок, наверное, он знает и без меня.
Он отстегивает одну ногу от кровати.
Я тут же этим пользуюсь, пиная его со всей силы в живот.
Чувствую эйфорию, глядя, как он морщится. Но длится она недолго.
Он обхватывает ногу двумя руками, причиняя боль. Ступня горит от того, как он выворачивает голеностоп. Затем резко отводит ее в сторону, снова пристегивая наручниками, только намного дальше на этот раз.
Чувствую себя таким беззащитным. Но, судя по взгляду Кинни, ему это нравится.
Он осматривает мое тело ровно минуту.
Затем придвигается ближе, облизывает палец и медленно вводит его внутрь.
Я весь сжимаюсь, но он настойчивее, чем можно себе представить.
— Если честно… — хрипло говорит он, прокручивая палец у меня внутри, словно не замечая своих действий. — Я не очень люблю подготовительный этап… Но если вы меня попросите…
— Убери от меня, нахуй, свои руки! — злобно проговариваю, пытаясь вытолкнуть его из себя. — Мне противно чувствовать тебя внутри, — добавляю я.
Он будто расстраивается, но палец тут же вынимает.
Я удивленно смотрю на него. Неужели он не станет…
Однако Кинни тут же злобно усмехается, будто ему в голову пришла очень интересная идея.
Он поднимается, слежу за ним с замиранием сердца и какой-то вымученной усталостью. Лучше бы он просто трахнул меня и уже оставил в покое. Так нет же…
Он берет бутылку виски со стола.
Широко распахиваю глаза.
Замечает мою реакцию и снисходительно поясняет:
— Знаете… я всегда ненавидел алкоголь.
Настороженно наблюдаю, как он усаживается между моих ног, проводит одной рукой по внутренней стороне бедра, слегка прищипывает пальцами кожу, а потом приставляет горлышко к моему отверстию.
Нет. Я не покажу ему, как мне страшно.
Кинни приподнимает бровь.
Ничего не говорю, просто закусываю губу, чтобы еще раз не послать его ко всем чертям.
Он медленно вводит бутылку внутрь. Сантиметра на два.
Задерживаю дыхание, пытаюсь перетерпеть неприятные ощущения от ледяного стекла.
Останавливается.
По-прежнему удерживая бутылку, приподнимается по мне, чуть ли не падает мне на грудь, слизывает соленые капли пота, легко кусает за сосок, а потом поднимается еще выше.
Отворачиваюсь.
— Вам нравится? — озабоченно спрашивает он.
Ничего не говорю.
Бутылка входит еще сантиметра на два. Шиплю от боли, но по-прежнему не встречаюсь с ним глазами. Чувствую пристальный взгляд на своем лице.
— Я могу это прекратить, — спокойно говорит он. — Я могу доставить море удовольствия, какое вам и не снилось… Только… попросите меня остановить это.
Приказываю себе не вестись на успокаивающий и возбуждающий тон. Вроде получается. Поворачиваю к нему голову и с натянутой улыбкой отвечаю:
— Пошел на хуй.
Он угрожающе ухмыляется и тут же резко вгоняет в меня бутылку почти до середины.
Открываю рот, но даже не могу закричать, полностью сосредотачиваясь на невыносимой, обжигающей боли.
Тяжело дышу, кусая губы, когда он слегка вытаскивает бутылку и снова вдавливает в меня.
Сопротивляться и кричать нет никаких сил. Складывается ощущение, что острая боль выкачивает из меня все живое… или все то, из-за чего хотелось бы жить.
Когда мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание, он останавливается, вытаскивает бутылку и откидывает ее на пол.
Перевожу дыхание.
Задницу по-прежнему саднит, но уже не так сильно.
Он одной рукой обхватывает мое лицо и поворачивает к себе. С отвращением смотрю на него.
Его взгляд будто опьяненный. Уже даже не пугает. Уже бесит.
— Ублюдок, — тихо проговариваю я.
Он очерчивает пальцем мои губы. Чему-то улыбается.
— Вы сами виноваты. Вы могли всего лишь попросить меня… А из-за вашего упрямства…