Не наше дело

— Я слышал об этом. Это просто ужасно. Одиночество — это худшее наказание, которое может испытывать любое живое существо. Все мы стремимся к себе подобным, и предполагать, что тот, кто превосходит нас в разуме и могуществе, обречен на вечное одиночество, — это просто безумие. Прости, если я тебя обидел.

— Нет, что ты, все нормально, — успокоил я Альбера. — Я считаю, что у каждого может быть свое мнение. Ты мне только объясни, если богов у вас целая куча, то в честь кого выстроен храм?

— Мы поклоняемся символу веры, — объяснил Альбер, — он соединяет наш мир и мир богов.

— И что это? — уточнил я.

— Великий круг, он же око познания. — Архивариус сделал плавный жест рукой. Открытая ладонь описала полный круг в воздухе и на мгновение замерла.

— А у нас крест, вот так делаем. — Я быстро перекрестился.

Альбер поморщился:

— Для нас крест — это символ смерти.

— Знаешь, у нас во многом то же самое. Во всяком случае, за него много умирали. И на нем тоже.

Архивариус вопросительно смотрел на меня.

— Вижу, миссионеры до вас еще не добрались. Потом как-нибудь расскажу.

— Хорошо, тем более мы почти пришли, — согласился Альбер.

Улица, по которой мы шли, упиралась в самый берег озера. Последний дом был окружён высоким, в два человеческих роста, каменным забором. Альбер подошел к железной калитке, упрятанной в нише ограждения, и громко постучал. В глухой калитке была проделана узкая щель, за которой мелькнул чей-то глаз. Этот глаз несколько раз моргнул, затем лязгнул засов, и калитка открылась. Альбер сделал приглашающий жест рукой, и я шагнул вперед, пригнув голову, чтобы не удариться о низкий проем.

— Я так понимаю, конунг, что Торбьорн не может найти убийцу? — Ульрих разгневанно мерил шагами пол зала приемов.

— Стража опросила всех жителей острова, всех до единого, — Готфрид восседал в огромном, похожем на трон кресле, из последних сил сохраняя невозмутимость, — особенно тщательно опрашивали рыбаков, но никто ничего не видел. Торбьорн не волшебник. Кстати, где он? — обратился конунг к сидящему рядом с ним советнику.

Свен рассмеялся:

— У нашего начальника стражи большая беда. Вчера он объелся грибного супа и теперь мается животом. Жена сказала, что он все утро не встает с выгребной ямы. Думаю, сегодня мы его точно не увидим.

— Только и может, что жрать да пьянствовать, — зло бросил Ульрих, — частенько он, кстати, животом мается.

— Ты претендуешь на должность начальника стражи? — осведомился Готфрид. — Ты же знаешь, раз в год любой член совета может выдвинуть свою кандидатуру. Новые выборы совсем скоро.

— Нет уж, спасибо, — фыркнул Ульрих, — не имею никакого желания весь день возиться с этой толпой бестолковых.

— Ты имеешь в виду нашу стражу? — холодно спросил Готфрид. — Напомню тебе, что в ней собраны лучшие мужчины острова. Сын твоей сестры, кстати, тоже несет службу стражника. Очень достойный молодой человек.

— Как и все остальные, — поддакнул Свен.

Ульрих пристально посмотрел на советника так, словно пытался уничтожить его взглядом, но Свен в присутствии Готфрида был абсолютно бесстрашен.

— Все это сейчас не важно. — Ульрих наконец подошел к большому круглому столу, за которым сидели конунг и советник, и сел напротив. — Важно то, что убийца Алрика не найден. Важно и то, Готфрид, что вы с ним сильно не ладили последнее время.

— Что ты хочешь этим сказать, Ульрих? — Готфрид злобно прищурился.

— Только то, что сказал, — Ульрих выдержал взгляд правителя, — я не собираюсь бросать никаких обвинений, но людям ты рот не заткнешь. Не все идеи Алрика были мне близки, и он никогда не набрал бы большинства в совете, но сейчас, после его смерти, все только и говорят о том, что он был прав. И именно поэтому его убили.

— Все? — Конунг, не мигая, уставился на Ульриха. — Ты тоже?

— Не все, — Ульрих наконец смутился, — но многие. Что касается моего мнения, то думаю, что Алрик был дурак. Только он был из тех дураков, что порой говорят умные вещи.

Ульрих поднялся со своего кресла.

— Дела призывают меня. Я покину тебя, конунг, если ты не возражаешь. — Он счел нужным соблюсти приличия.

— Я не возражаю, Ульрих, — Готфрид печально кивнул, — прошу только об одном одолжении.

— О чем же? — Заносчивому члену совета было любопытно, что может хотеть от него конунг.

— Подумай.

Ульрих стоял неподвижно, ожидая продолжения фразы, но Готфрид молчал. В конце концов он тоже встал и подошел к Ульриху.

— Перемены, против которых так выступал Алрик, возможно, и изменят жизнь так, как мы даже представить себе не можем. Но значит ли, что мы должны быть противниками всего, чего не знаем?

— Достаточно того, что я сторонник того, что у нас уже есть. И это меня вполне устраивает, — вскинул голову Ульрих.

— А Хельга? — Вопрос застиг Дикого на выходе из зала. — Твоя жена умерла так же рано, как и моя, Ульрих. Быть может, люди с Большой земли смогут сделать, чтобы люди не умирали совсем молодыми?