Не наше дело

Когда я наконец, разомлев и слегка покачиваясь, вышел в предбанник, немецко-еврейские отношения как раз достигли своего апогея. Не знаю, когда они успели, но бутылка великолепного Hennessy Paradis была уже наполовину пуста.

— Конечно, крепкий алкоголь и сауна не оптимальное сочетание, но сейчас, Эдди, это именно то, что тебе нужно. — Зиверс протянул мне бокал, в котором плескались граммов сто пятьдесят золотистого напитка. — Как у вас говорят, пей до дна.

— Будем здоровы. — Я опрокинул в рот коньяк.

Теплая, ласковая волна пробежала по организму. Промчавшись по пищеводу и отозвавшись вспышкой тепла где-то в желудке, она мгновенно охватила все мое тело, доставая до самых кончиков пальцев.

Гартман, словно заботливая наседка, сунул мне в рот кусок сыра и вновь наполовину наполнил бокал.

— Запей и опять иди греться. Я с тобой больным возиться не собираюсь. — Голос его был весьма суров, но для меня сейчас не было ничего милее этой напускной суровости.

— Спасибо вам, мужики, — я поставил пустой бокал на стол, — и за парилку спасибо, и за коньяк.

— Нет проблем, сауна топится каждый вечер, можно приходить в любой день, — улыбнулся Зиверс.

— А коньяк я у тебя под кроватью взял, — как ни в чем не бывало сообщил Гартман.

Я натянул на уши банную шапочку с вышитым белым медведем.

— Ну и суки вы!

Дружное ржание было мне ответом. Мне не оставалось ничего другого, как тоже улыбнуться. Все было хорошо, все было просто замечательно.

Утро было серым. Не понимающие, в чем дело, жители медленно собирались на площади. Хотя было объявлено, что должны явиться только мужчины старше пятнадцати лет, многие заявились с женами, а самые молодые с матерями, пытавшимися пробиться через оцепление. Готфрид нервничал. Стражников не хватало. Ночью Торбьорну стало совсем плохо, его рвало, причем остатков пищи в желудке уже совсем не было и изо рта выходили лишь капли мутной зеленоватой слизи. Все это было очень некстати. Особенно не нравилось Готфриду то, что Торбьорн накануне своего отравления обедал не дома, а в харчевне, где еще несколько десятков горожан ели тот же самый суп. Никто из них на здоровье не жаловался. Конунг старался не думать о причинах странной болезни своего товарища, однако Свен, всегда произносивший вслух мысли, едва успевшие сформироваться в его голове, шепнул на ухо Готфриду:

— Сдается мне, Торбьорна отравили. — Он загадочно подмигнул конунгу и, видя, что тот молчит, продолжил: — Только яду положили как на обычного человека, а надо было вдвойне.

— Возможно, ты прав, — Готфрид обвел взглядом гудящую толпу, — но тогда все совсем непонятно. Сначала Алрик, теперь Торбьорн, кому это нужно?

— Убийство Алрика создало тебе много проблем, — Свен задумчиво ковырял в носу, — если Торбьорн умрет, то это еще больше ослабит тебя, Готфрид. — Закончив с носом, он принялся ногтем выковыривать из зубов остатки мяса. — Кто хочет твоего ослабления больше всех? Кто имеет шанс возвыситься в случае твоего падения? — Свен смачно сплюнул.

— Ты думаешь, Ульрих? — Пальцы руки машинально сомкнулись на рукояти меча.

Конунг поискал взглядом в толпе своего противника и вскоре увидел его. Дикий стоял, окруженный несколькими молодыми членами совета, и что-то возбужденно им объяснял. Неужели это он все подстроил? Понятно, что Ульрих если и действовал, то не своими руками. Всех его подручных Готфрид знал наперечет, но Ульрих достаточно богат, он мог кому-то и заплатить за убийство Алрика, а потом и Торбьорна. Хотя Торбьорн пока жив.

Подбежавшие десятники один за другим доложили, что все собрались.

— Ну что, начнем, помолясь? — Свен ждал команды конунга.

— Не до молитв нам. — Готфрид шагнул к толпе.

Наступила тишина. Тысячи глаз, кто с тревогой, кто с любопытством, смотрели на конунга, ожидая его слов.

— Мужчины Гонду’руса, — зычный голос с легкостью долетал до самого края площади и, отразившись от фасада храма, эхом возвращался к Готфриду, — я собрал вас сегодня, ибо мне, конунгу Готфриду, нужна ваша помощь. Более двадцати лет наш остров жил в покое и взаимном уважении, но все знают, что три дня назад был убит один из нас. Был убит Алрик. Возможно, кому-то еще неизвестно, но Алрик успел ранить одного из нападавших. Здесь собрались все мужчины острова, а это значит, что кто бы он ни был, убийца Алрика сейчас стоит здесь, среди нас.

Толпа возбужденно загудела. Готфрид вскинул руку, призывая всех к тишине.

— Раз он здесь, то мы сейчас его сможем найти. За три дня серьезная рана зажить не могла. А раз так, то каждый должен снять с себя одежду, подойти к стражнику, давшему ему метку, и отдать эту самую метку обратно.

— А если его здесь нет? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Каждая метка записана за каким-то домом. Если не все метки вернутся стражникам, то эти люди будут найдены и доставлены в зал совета. Если надо, то силой.

— Мало того что ты, Готфрид, уже второй раз хочешь унизить всех нас подозрением, так теперь еще ты пытаешься заставить обнажиться при всех.

Готфрид ждал, когда Ульрих наконец покажет свое недовольство, и наконец дождался.