Не обижайте Здыхлика

Приходит отец. Он, оказывается, уже приходил, пока Здыхлику было совсем худо, и вот пришел снова. Они долго сидят с мамой на кухне, и виноватым голосом говорит уже папа, а у мамы интонации жесткие, стальные. Папа заходит к Здыхлику, гладит его по голове и («У меня, кстати, тут для тебя кое-что есть, старик») дает ему кошелек. Настоящий, по правде, взрослый кошелек, солидно пахнущий новой кожей, благородно коричневый, а внутри – ого, сколько денег, и они тоже как-то по-особому пахнут. Сытостью и независимостью. Школьными пирожками и яблочным соком, конфетами и мороженым, и даже теплыми ботинками на меху, вот чем они пахнут.

Хватит ли денег из нового кошелька на ботинки, Здыхлик так и не узнает, потому что окажется, что папа снабдил деньгами также и маму. Мама водит ошеломленного Здыхлика по магазинам. Они приходят домой, карикатурно обвешанные пакетами и коробками, в которых прячутся немыслимые богатства: новое пальто, новая обувь – пресловутые зимние ботинки и самые крутые кроссовки, спортивный костюм. Толстая куртка, набитая пухом. Жесткая рыжеватая шапка. А еще мальчиковые трусы, полосатые и клетчатые, а еще горы целых, недырявых и не вытертых на пятках носков. А еще большая синеватая курица, брикет сливочного масла, два килограмма картошки и цветастый торт. «Будем готовить обед!» – радостно кричит мама. Здыхлик совсем не голоден, потому что мама сводила его в кафе, где Здыхлик порывался заказать пирожок с яблоками и сок, но мама потребовала у прилизанного официанта котлет, пирожных и колючего лимонада, а потом умиленно смотрела, как Здыхлик ест и пьет, а потом заказала еще и мороженого – разложенного по прозрачным вазочкам, посыпанного тертым шоколадом. Здыхлик не голоден, нет, но он послушно чистит черную картошку, вырезая подгнившие места («Ух, как это здорово у тебя выходит, вот так сын!»), пока мама раскочегаривает старую духовку и натирает курицу солью.

Когда зима становится особенно нервной и ветреной, Здыхлика выписывают. «Освобождение от физкультуры – две недели, – буркает толстая тетка, пододвигая к Здыхликовой маме желтоватые бумажки, исчирканные медицинской тайнописью. – Печать в регистратуре не забудьте». Здыхлик подпрыгивает от счастья, мама звонко чмокает его в стриженую макушку, отчего толстая тетка злобно колышется и начинает выкрикивать что-то, звучащее как пиратские проклятия. Здыхлик и мама выскакивают из кабинета и долго смеются, прислонясь к стене и держась за руки, после чего вприпрыжку сбегают вниз по лестнице.

Они отправляются в одно и то же утро – Здыхлик в школу, мама в лабораторию, где у нее первый рабочий день на старой должности Они выходят из дома вместе, улыбаются друг другу и расходятся в разные стороны.

Юджин. Дискотека

Поутру Наташка просыпается какая-то вялая, непохожая на себя. Муля вьется вокруг нее, как ночной мотылек возле гаснущей, но еще горящей свечки, а мама всплескивает руками и скорбно заявляет, что у Наташки наверняка температура, – но градусник, чуть не насильно засунутый в Наташкину подмышку, ничего такого особого не показывает, и Наташку оставляют в покое.

Юджину жалко Наташку. Хоть и противная, а все-таки сестра, живой человек, а он ее вчера вот как. С балкона кукарекать заставил – это ж надо додуматься. Может, она от этого так сникла. А может, еще от чего.

Наташке с утра в школу, и она нехотя собирает портфель. Юджин мог бы еще поваляться, но копошащиеся девчонки, хоть и стараются не шуметь, а все-таки шумят, да и Наташку ему до такой степени жалко, что не до валянья. Он идет вместе со всеми на кухню, ест серую овсянку, пьет чай.

– Мулечка, а мы тебя только нынче ждали, – зевая говорит мама. – Что ж у тебя, уроков нет больше в этом году?

– Меня мама отпросила, – застенчиво объясняет Муля.

Мулина мама всегда, когда приезжает в гости к дедушке с бабушкой, отсылает Мулю к Юджиновым и Наташкиным родителям. Оно и правильно – что ей делать со стариками. А тут все-таки Наташка. Ну и Юджин.

– Наташенька, может, и мне тебя отпросить? – заискивающе спрашивает мама.

На такое невиданное предложение Наташке следует вскочить, попрыгать бешеной лягушкой, обнять маму раза четыре и что-нибудь уронить со стола. Но Наташка бурчит непонятное себе под нос и отворачивается к окну.

Юджину становится совсем не по себе. Сестра, можно сказать, на глазах помирает!

И он делает то, чего бы ни за что не сделал, будь она прежней прыгливой козой.

– А на дискотеку-то со мной пойдешь? – небрежно спрашивает он. – Вроде как вчера договорились!

Наташка медленно поворачивает к нему голову. Смотрит мрачно.

(«Не сработало. Эх!»)

Долго-долго смотрит исподлобья. Подрагивают уголки рта. Ползут вверх, ползут – и вдруг…

– Да! Да! Пойду! – хохочет Наташка. Вскакивает, прыгает по кухне, размахивает ложкой, как дирижерской палочкой, и вопит что есть силы: – На взрослую дискотеку! На взрос-лу-ю дис-ко-теку!

(«Сработало. Эх!»)

– Мулю-то возьмете? – улыбается мама.

Ох, лучше уж Мулю. Эта хоть тихая. Поставить ее где-нибудь, она там и простоит, как статуя.

– Пойдешь, Муль? – спрашивает Юджин.