Не обижайте Здыхлика

– Женек! Тьфу, Юджин!

Это одноклассники.

– Ребят! – кидается к ним Юджин. – Блин, хоть вы здесь, а то вообще…

– Чего мы? Мы ничего, это ты сам чего, – хлопает его по плечу Санек (вот дался им этот жест, сговорились, что ли?). – Подцепил самую клевую девчонку и загордился, да? Мы теперь побоку, да? Третий сорт не брак, да?

– Да кого подцепил? – машет рукой Юджин. – Да никого я не это… Вы ж видели! Танцевали просто…

– А что мы видели? – пожимает своими плечищами Жека Большой. – Ничего мы и не видели.

Они с Юджином тезки. Поэтому, чтобы не путаться, вот уже полгода как Юджин – это не Женек-номер-два, а Юджин, а Женек-номер-один – наоборот, теперь Жека Большой. Он и правда большой – потому что уже два раза как второгодник. Дважды сидел в первом классе, а теперь вот в ихнем застрял.

– Ничего мы и не видели, – поводит он боксерскими своими плечами. – Только то, что Юджин нас на бабу променял.

– Чего я променял? – вытаращивает глаза Юджин. – Ничего я и не променял, вы чего?

– А раз не променял, – басит Жека Большой, – Тогда пойдем.

– Куда? – не понимает Юджин.

– Как куда? В тубзик.

Юджин послушно идет с ними в тубзик, до последнего недоумевая, на фига идти по нужде всей гурьбой, если там, где эту нужду полагается справлять, всего-навсего две кабинки. И только дойдя до места, понимает, что эта делегация не простая, а секретная. Потому что Жека Большой, усевшись, не снимая штанов, на толчок, достает из-за пазухи стройненькую прозрачную бутылку с желтоватой этикеткой.

– У отца стащил, – важно говорит он. – У него много.

Ребята завороженно смотрят, как Жека Большой привычным жестом сковыривает с бутылки крышку, как подносит горлышко ко рту… как, не глотнув, опускает бутылку.

– Ты, Юджин, у нас крутой, – тянет Жека. – С Хмыгиной танцуешь. Давай первым и пей.

Ребята молчат.

– Ты чего, Жека, – неуверенно говорит Юджин.

– А чего? – мрачно басит Жека Большой. – Я к ней полгода подъезжал. И так и эдак. Не хорош. А ты вон… хорош, значит. Так ты круче меня, да? Ну и пей давай.

Юджин оглядывается. Отовсюду на него смотрят ребята – кто с интересом, кто с сочувствием, а кто и злобно. Юджину становится страшно.

Юджин берет у Жеки бутылку.

Ну что такого, думает Юджин. Я вон в пять лет когда скарлатиной болел, меня какой только гадостью ни пичкали. И орал, и пинался, ничего не помогало, скрутят в четыре руки, зальют в рот, и все тут. Вряд ли водка намного противнее этих лекарств.

Он запрокидывает голову и делает большой глоток.

Водка оказывается не противнее лекарств. После нее слегка жжет в горле и становится тепло в животе.

– Еще давай пей! – командует Жека.

Юджин делает еще три глотка.

– Хватит, – говорит Жека Большой и забирает у него бутылку. – Парням оставь. Присосался.

Юджин, не глядя на ребят, выходит из туалета.

Ничего особенного, вопреки ожиданиям, с ним не случается. Не тянет петь песни и шататься. Не шумит в голове (мама всегда говорила, что у всех алкоголиков шумит в голове). Не заплетаются ноги. Тепло из живота постепенно куда-то исчезает.

Он идет в спортзал.

А там – вот это да! А там играет медленная музыка, где-то даже приятная, и Муля, тощенькая скромная Муля, посреди зала танцует в обнимку с самим Барышевым, с золотым Максом из выпускного.

– Вот ведь блин, – восхищенно тянет Юджин.

– Твоя девка?

Юджин оборачивается. Рядом – группка одноклассников и мрачный, как училка после контрольной, Жека Большой.

– Твоя, говорю?

– Н-ну… – неуверенно машет рукой Юджин. – М-моя.

– Ага, – зловеще кивает Жека. – С одной, значит, пришел. С другой танцуешь. А не жирно тебе, а?

– Так это же Муля, – удивленно вздергивает брови Юджин. – Это ж моя эта… сестра. Или тетка.

– Родня, то есть, – продолжает кивать Жека.

– Н-ну…

Жека Большой наклоняется к Юджину и, дыша водкой, громко спрашивает:

– А если я твою родню при всех трахну?

Юджин цепенеет.

– Ты это… ты чего? – лепечет он. – Она же ничего… Я же… Ты что, зачем? Не надо!

– А раз не надо, – ревет ему в лицо Жека. – То не лезь к Хмыгиной, понял? Каз-зел!

– Я не лез, – честно признается Юджин.

– Вот и хороший мальчик, – ласково гудит Жека. – Вот так и держать. На, хлебни вот. Давай, пока не смотрят!

Юджину в губы тыкается влажное горлышко бутылки. Он, преодолевая омерзение и спазмы в пищеводе, делает пару глотков. В животе снова становится тепло.

– Вот и молодца. Пошли отсюда, парни. А ты стой тут, задрот, и не вякай мне.

Юджин чувствует, как тепло в его животе трансформируется в небольшого, но воинственного дракончика.

– Кто тут задрот? – хрипло, сбиваясь на девчачий писк, вскрикивает он вслед уходящим ребятам.

Жека оборачивается. Лицо у него такое страшное, что одновременно и хочется позорно сбежать, и тянет на подвиги.

– Да ты знаешь, что я м-могу? – простирает к нему руку Юджин. – Я вот сейчас п-прикажу тебе убраться отсюда к ч-чертям собачьим, и ты п-пойдешь как миленький!

– Ну? – мычит Жека угрожающе. – Прикажи.

– А ну п-пошел отсюда, урод, или я вырву твое сердце! – вопит Юджин на весь спортзал.