Не обижайте Здыхлика

Я сам ем, а сам смотрю: на другом конце столовой девчонки едят, тоже все с подносами. Глядел, глядел – нет там Сестренки, а может, есть, только я ее никак не могу увидеть, хоть тресни, да и она меня явно не видит, а то бы прибежала уже. Тогда я быстро макароны проглотил, пошел поднос относить, а сам шасть к девчачьей половине. Нет, нету нигде. Тут меня цап за плечо тетка такая полулысая, в халате как из больницы: ты, говорит, чего, бесстыдник, среди девочек рыскаешь? Сестренку, говорю, ищу, нас вместе привезли. Фамилия, спрашивает, как? Я сказал. Та только бровями дернула: а, говорит, Хольцфеллер, как не знать, ее тут уж все знают. В интенсивке. Неадекватно себя вела. С серьезными, говорит, нарушениями девочка, ее нельзя было помещать в коллектив, опасно.

Неделю я Сестренку высматривал. Пытался искать, даже нашел дверь в эту самую интенсивку, но было заперто и не отзывался никто. Мальчишек расспрашивал. Которые могли отвечать, рассказали: если кто буйный, то есть не слушается или там кусается, его в такую комнату ведут, где вообще жуть. Могут забыть покормить, могут вообще там забыть. Могут, если будешь выеживаться, солеными тряпками отхлестать или в ванну холодную сунуть с головой, пока не нахлебаешься. А главное, дают такие таблетки, от которых или спишь всю дорогу, или болит все, или язык дергается, или все вокруг плывет и тебя тошнит. И стучать туда, оказывается, бесполезно, оттуда ничего не услышать.

А которые не могли отвечать, ничего и не рассказывали.

Со мной в комнате вообще много разных было. Некоторые хотя и умели говорить, но все время молчали. Другие знали по паре слов и все, их спрашиваешь, а они – ничего. Еще было два мальчика, они вообще даже ходить не могли и все время лежали. Когда мы шли в столовую, к ним приходила одна из местных теток, чтобы кормить. Тетки все время очень торопились, им надо было срочно бежать смотреть телевизор, чтобы не пропустить, как другие тетки, покрасивее, про всякие новости рассказывают, или как пирог готовить, или еще что. Им всем там телевизор был как водка: как начнешь, так еще хочется, и ничего с этим не сделаешь. Очень торопились тетки, да и посуды, как они все жаловались, почему-то не хватало. В столовой навалом было посуды, а на тех, кто лежит и не встает, видно, все равно не хватало, поэтому этих двух мальчиков, которые у нас лежали, тетки кормили из одной такой большой зеленой миски, в которую все сразу наливали: и суп, и второе, и чай там, ну, или компот, что уж давали. Иногда и хлеб туда же бросали и давили ложкой, когда размокнет. Получалось такое розово-серое в крапинку. И ложка для этих двух лежачих была одна. Тетка зачерпывала еду этой ложкой, совала одному мальчику, потом опять зачерпывала – и другому, и так пока ложка по дну не заскребет. Тогда уж тетка скорее бежала относить миску тем, кто посуду моет, а потом к телевизору.

Ну я про что, я про Сестренку. Неделя прошла, пока я ее увидел.

Уже был ужин, мы все пошли в столовую. Я все по привычке гляжу туда, где девчонкины столы, и вдруг ее как увижу. Аж подскочил, вот честно. Ей руки за спину тряпками замотали, ведут за плечо, за стол сажают и давай с ложки кормить. Я хотел сразу к ней бежать, тут меня сосед – был такой у нас кучерявый мальчишка, мы всё рядом сидели и спали рядом, кровати рядом стояли – как за руку дернет, как зашипит: ты в уме, говорит, что ли, сядь и доешь. Я ему: так Сестренка там! А он все шипит: и что, говорит, ты сейчас сделаешь? Я, говорит, сам сразу увидел, что ее привели, но только ты к ней так сразу не кидайся, если тебя самого в интенсивку запихают, ты ей точно этим лучше не сделаешь, сиди уж пока.

И я сидел, я ел, а сам вот вообще не чувствую, что ем, как будто мне месива намешали, как лежачим. Жую, глотаю и все думаю: зачем ей руки замотали, Сестренка – она же как бабочка, такая, что никогда никого не обидит, да и слабая она у меня совсем, тоненькая вся. И чем, думаю, ее кормят, как всех в столовой или как лежачих.

Все съел, хоть и тарелку не мой, посуду сгреб, пошел относить, сосед меня опять за руку дерг: не кидайся, говорит, сразу, посмотри издали, тихонечко подойди и все. Ну я и пошел, сам посуду несу, а сам в сторону смотрю, как будто задумался, и к девчачьим столам придвигаюсь. Смотрю – нет, не намешали в тарелке, кормят картошкой, хлеб дают откусывать, чаем поят.

Думал, что Сестренка меня увидит и сразу попытается побежать ко мне. А она только дернулась тихонько и все. Сидит, смотрит грустно, жевать перестала, тетка, которая ее кормит, сердится, ложку ей пихает, жуй давай, говорит. Я ей показываю: ешь, ешь! Улыбаюсь ей, руками показываю, как это здорово – есть.