Не обижайте Здыхлика

Тут тетка, которая с ложкой, на меня обернулась, сердится: чего, говорит, ты над ней смеешься, видишь, девка больная совсем, таких жалеть надо, а не смеяться. Я ей сказал, что просто хотел Сестренку развеселить, а то она грустная, и вообще она, может, лучше сама поест, а то неудобно, когда ложку в зубы тычут. И не знаю ничего, сердится тетка, меня к ней к уже связанной вызвали, говорят, если руки развязать, она сама себя бьет до крови. Я тогда говорю: а может, я ее сам покормлю, а то вдруг вам куда бежать надо. Тетка вся нахмурилась, лоб сморщила: и уступить мне боится, и бежать ей, видно, все-таки хочется. Правда, спрашивает, ты ее брат? Честно? На вот тогда тебе ложку, а я потом за ней приду.

Я Сестренку по спинке погладил, а она ко мне привалилась, дрожит вся и глазки закрыла. Так посидели. Говорю: тебя покормить? Головой мотает. Тогда я ей стал ручки развязывать. Ух и узлов они там навертели! Легче ножом разрезать. Но я все-таки развязал. На ручках были такие полоски красные, я на них подул, чтобы не так болели. Сестренке говорю: ну теперь ты сама можешь поесть. А она меня просто обхватила ручками, и мы еще так немножко посидели.

Уже почти все из столовой ушли, а мы сидим. Уговорил ее доесть, что на тарелке было, сказал, что это не дело, чтобы еда пропадала, и Сестренка все съела и чай выпила. Уже и все столы вытерли. Нам кричат: мы сейчас столовую запрем, ночевать здесь хотите? Мы тогда в коридор вышли, сели на стулья. И тогда уже та тетка появилась, которая Сестренку с ложки кормила. Прибежала, дышит громко, ух, говорит, успела, ну, пойдем, пора в кроватку. Сестренка вся задрожала, ко мне прижимается. Я тогда спросил: а куда вы ее, к девочкам в спальню? А нет, тетка говорит, в спальню рано, она опасная, в столовую вот вывели, и будет пока с нее, достаточно, а спать будет в интенсивке, сейчас на ночь укольчик – и баиньки.

Ох что тут с Сестренкой сделалось. Я ее в жизни такой не видел и не знал даже, что она так может. Она как про интенсивку услышала, сразу так завопила, как ошпаренная кошка на лестнице, вся затряслась, задергалась, а потом быстро так, я и сообразить ничего не успел, кулачком сама себе в голову – раз! И еще – раз! И прямо по носу – раз! И сама щеки себе царапает прямо в кровь. Тетка глаза вытаращила и ну на меня орать как потерпевшая: кто ей руки развязал, ты что, совсем, что ли, она же невменяемая. А сама Сестренке руки за спину крутит, а Сестренка ей – раз! – и головой по лицу. Тут тетка совсем разоралась, визжит, хрипит, прибежали два мужика, один Сестренку на пол, а другой в нее шприцем как уколет прямо через одежду, и Сестренка тут же утихла и вся стала мягкая, как кукла из тряпок. И ее унесли, как куклу. А я стоял и ничего не делал. Но вы не думайте, что я специально ее предал, просто я почему-то был как неживой, я совсем не знал раньше, что так бывает, и весь нечаянно замер. Как заморозился. Правда. Я был не виноват. Мне до сих пор стыдно, что я ей не помог, но я, правда, не виноват.

Я стоял, стоял, потом пошел в комнату, где была моя кровать. Сел на кровать и сижу, а сосед, Курчавый, мне так тихонько: это, говорит, сестра твоя кричала? У нее всегда такие припадки были? Я его за футболку схватил, как заору: не было у нее никогда никаких припадков, у самих у вас тут у всех припадки, она просто не хотела в эту вашу интенсивку, ей там плохо, ее унесли, а я даже ничего не сделал, я стоял и смотрел как дурак! Курчавый мне шепчет: тихо, тихо, я понял все, понял. И руки мои понемногу от футболки отцепляет. Так что когда те дядьки прибежали, которые Сестренку уносили, я уже его не держал, а, наоборот, он сам держал мои руки. И дядькам Курчавый сам отвечал: нет, никому не плохо, нет, что вы, не деремся, просто играем, да, понимаем, что поздно, да, будем тише, да, уже ложимся в постели.

Потом, когда уже дядьки ушли, он мне: ты сам в интенсивку сильно хочешь? Думаешь, вместе с сестрой будешь? Фигушки, ты ее и не увидишь, а зато нахлебаешься, понял? Ты хорошо сделал, что не стал ее отбивать, все равно с ними не сладишь, давай успокаивайся, давай. А сестру когда снова встретишь, скажи, чтобы тоже была потише, а то они ее до такого доведут, что она как в постель ляжет, так больше не встанет. Им же, говорит, так спокойнее, ну что мы, ходячие да с мозгами, – хулиганим, кричим, в школу нас надо устраивать, сбежим, чего доброго, по дороге, а эти вон, лежачие, – никаких хлопот с ними, лежат-лежат, а то и вообще помрут, кровать освободят. Хочешь такого для своей сестры? Нет, ну и объясни ей, чтобы так не дергалась, тогда ее хоть из интенсивки выпустят в общую комнату, к девчонкам, а там, может, и в школу будут пускать. Все, говорит, ложись давай и спи.

Я лег. Думал, после всего этого вообще никогда не усну. Сначала и правда не уснул, а потом все-таки отрубился.