Не обижайте Здыхлика

А эта малахольная… хоть бы голос повысила разочек. Хотя бы попробовала сражаться за себя. Наговорила бы гадостей про нее, Малику. Нет, сидит, лепечет что-то про свою совесть, про каких-то несчастных детей, которые не виноваты. А затем молча слушает очередные папочкины выплески. Жалкое зрелище, если честно. Дикое существо без мозгов, которое за всю свою семнадцатилетнюю жизнь так и не научилось дорожить своим положением. А значит, и не заслуживает его.

Уже через месяц Малике нет никакой нужды капать мужу на темечко. Он научился вспыхивать без спички. Он, высокопоставленный чиновник, обожающий хвастать своим отменным образованием, ведет себя в аккурат как когда-то ее, Малики, отец, криворукий слесарь, хамло и неудачник. О, этот неподражаемый мужской визг про «где шлялась», про «плохо кончишь», про «все дети как дети, а ты». И про неблагодарную дочь, которая. И про «мы для тебя всё делаем». И даже про «на цепь посажу, чтоб дома сидела». Классика, думает Малика. Прелесть. Давай, думает Малика, давай, мой верный Цуцик, добей ее своей любовью.

Она горячо поддерживает идею мужа установить за девчонкой слежку. И даже берется найти подходящих людей. Дальнейшее – дело техники. Нанять буквально за копейки парочку неопрятных типов, нездорово поблескивающих глазками из-под серых капюшонов, чтобы они – о, ничего такого, никакого криминала, – чтобы просто подходили к девчонке в заранее указанных местах и заводили с ней разговор. Неважно о чем – о «не скажете, который час», о «не будет ли десяти рублей», о «как пройти в поликлинику». А затем позаботиться, чтобы соответствующие фотографии, переданные ей частным детективом, попали к заботливому папе. Вот с кем она дружит, смотри. Это же нарики типичные, которые людей по подворотням грабят, за полкопейки готовы зарезать, лишь бы им на дозу хватило. Видишь, в какую компанию попала наша девочка? Спасать, срочно спасать, иначе будет поздно!

И наконец решающий шаг.

Эта тварь сама его приблизила.

Как-то вечером, столкнувшись с Маликой на лестнице, она остановилась, посмотрела ей прямо в глаза своими неприлично синими и сказала: «Спасибо вам».

Малика, надо признаться, до того растерялась, что как-то забыла сгруппироваться и не нашла ничего лучшего, чем тупо спросить: за что? А эта змеючка так вот прямо в лицо и отвечает: вы, мол, мне позавидовали. Я, говорит, раньше не знала, как это бывает, когда тебя из зависти ненавидят, а вы мне показали, теперь, говорит, знаю, спасибо.

Вот сволочь, подумала Малика.

Вот змея.

Нет, всё понятно, но нельзя же так прямо.

Это кем себя надо считать, королевой мира. Чтобы так вот в глаза такое и высказать.

Ну ладно, подумала Малика. Я тебе покажу. Ты меня еще поблагодаришь.

И уже на следующий день не без помощи типов в серых капюшонах раздобыла несколько маленьких пакетиков коричневатого порошка.

Это было просто. Подсунуть гадость в карман ее висящей в шкафу куртки, да так, чтобы высовывалась наружу, оставить шкаф приоткрытым, как бы невзначай провести мимо шкафа обожаемого Цуцика. Остановиться, ахнуть, вцепится в толстую дряблую руку господина и повелителя. Ткнуть дрожащим пальчиком. Закатить глазки. Боги мои, боги. Ты знаешь, что это, милый? Милый, это же ужас!

Гораздо сложнее было заставить Цуцика успокоиться.

Нет, когда он застыл возле шкафа оплывшим соляным столпом и его нижняя губа, мерзковато подергиваясь, начала криво уползать куда-то влево и вниз, Малика испугалась было, что этот великовозрастный болван попросту ничего не понял. Беда с этими рафинированными перестарками, подумала Малика. Обсасывают каждый день какие-то антинаркотические законопроекты, а как выглядит то, что подлежит запрещению, и ведать не ведают, то-то и запрещают всякую медицинскую белиберду, к которой ни один нарик и без того не подберется, а достать эту вот уличную отраву по сей день проще простого. Эх, подумала Малика, надо было купить шприцов в аптеке для верности да подсунуть их в карман девчонки вместе с порошком, да еще так, чтобы иглы наружу торчали, чтобы Цуцик не принял их за леденцы на палочках.

Но когда Цуцика начало трясти, как плохо отрегулированную стиральную машину, когда лицо у него стало нежно-смородиновым, а изо рта начали вылетать сдавленные хрипы, Малика вынуждена была признать, что какие-то знания жизни у ее ненаглядного всё же имеются. Была она также вынуждена срочно увести его в спальню, отпаивать капельками, гладить по спине и уговаривать не принимать немедленных мер, а именно – не ломиться тут же к девчонке в комнату, не вытрясать из нее душу, не требовать признаний. И главное – не тащить немедленно к специалистам. Последнее отняло особенно много сил. Но оно того стоило. Ведь отвези Цуцик свою малолетнюю дурочку прямо сейчас к наркологу – что было бы? А были бы чистые вены и нормального размера зрачки в небесно-синих глазках, были бы безупречные анализы. Тут-то бы Малике и конец.