Не обижайте Здыхлика

– Думаю, они вообще не пустили бы меня, если бы не моя… если бы не…

– Если бы не ваша сверхъестественная внешность, вы хотели сказать.

– Ну… да.

– Ясмин знала, что делает, когда направляла туда именно вас.

– Да, наверное. Она вообще многое знает заранее. Может, знала и то, что я в какой-то момент не смогу перестать туда ходить.

Господин берется за бокал и невесело улыбается.

– Выпейте немного вина, Талия, и рассказывайте. Вы, верно, думаете, что мне ничего неинтересно, кроме вас, и себя, любимого, разумеется. Уверяю вас, вы жестоко ошибаетесь.

Талия делает пару глотков.

– Там есть два ребенка, – говорит она. – Мальчик и девочка. Брат и сестра. Их не так давно привезли в детдом. Представляете, у них родители живы! Знаете, я всю жизнь думала, что детский дом – это для тех детей, у которых нет родителей. Автокатастрофа какая-нибудь, несчастный случай – ну нет родителей, погибли. Константин Моисеевич, у большинства детей в этом доме родители живы! Они живут на свете, ходят в магазины, едят, пьют…

– Преимущественно пьют, – господин поднимает левую бровь.

– Ну да, возможно. А как же дети? А дети живут в этом доме! Где с ними обращаются хуже, чем со скотом!

– Талия, милая, много ли вы имели возможностей убедиться, как именно обращаются со скотом? Ну-ну, не обижайтесь. Вы начали рассказывать о двух детях.

– Да, брат и сестра. Я узнавала, их как раз забрали у родителей-алкоголиков. Их держат врозь, потому что там мальчики и девочки живут порознь. Но как же они тянутся друг к другу! Они используют каждую возможность, чтобы хотя бы увидеться, подержаться за руки, а ведь за такое там могут жестоко наказать. Они друг для друга – всё.

– Как вы для меня.

– Да что вы сравниваете! Это настоящая любовь, не какая-нибудь страсть, мол, хочу, и подайте мне это, и гори всё синим пламенем. Что вы в этом понимаете. Вообще кому я всё это рассказываю.

Талия берет бокал и допивает. У нее дрожат руки.

– Простите меня, – тихо говорит господин. – Продолжайте, пожалуйста.

Талия несколько раз судорожно вздыхает.

– Я один раз видела, как они сидели под лестницей и он ей рассказывал какую-то историю. И знаете что… Мне говорили, что не стоит привязываться к какому-то конкретному ребенку, что нельзя выделять кого-то, и я сама знаю, что это неправильно. Но этих детей я бы, если бы могла, непременно забрала бы оттуда первыми. Это очень плохо, что я так чувствую?

Господин, качая головой, подливает вина девушке, а потом себе.

– Про хорошо или плохо – это к Ясмин, не ко мне, – говорит он. – Я судить об этом не хочу и не буду. Я мог бы вам сказать, что, если бы вы решились быть со мной, я не стал бы препятствовать никакой вашей деятельности, включая усыновление сирот. Но знаю, что вы меня отвергнете, – по крайней мере сейчас. Так?

Талия кивает.

– Тогда я скажу иначе. Если вам понадобится любая моя помощь, будьте уверены, что я вам ее окажу. Безвозмездно. Ясмин права, я жуткое чудовище, но иногда надо же и мне побыть человеком.

Эрик и Эмма. Сказка на ночь

В сером-сером доме черные-черные окна. Только в некоторых горит желтый-желтый свет. Внутри дома много-много комнат и длинные-длинные коридоры. В комнатах темно. В коридорах кое-где горят тусклые лампочки.

В доме четыре этажа. С этажа на этаж ведут лестницы.

Под одной из лестниц сидят мальчик и девочка.

– Эрик.

– Чего?

– Расскажи про ту принцессу.

– Спать надо идти. Вдруг твоя воспитательница придет, а тебя нет.

– Не придет. Она уже спит.

– Ты сама видела, как она спать пошла?

– Сама видела.

– Я давно читал, плохо помню.

– Все равно расскажи.

– Ну слушай. Жила-была одна принцесса. Жила эта принцесса в большом-большом доме, который назывался замок. В нем было много разных комнат.

– Как в нашем детдоме?

– Может, и больше. И в одних комнатах была только одежда – много красивой одежды. В других – всякая посуда. Еще в других еда хранилась, ну, там, колбасы всякие висели, сахар в мешках, крупа, чтоб кашу варить, и всё такое. До фига, короче, всего.

– И конфеты?

– И конфеты. В каждом замке есть конфеты. Здорово, да? Вот. И в одной комнате жила принцесса. Там стояла ее кроватка, а больше кроваток не было. Зато были всякие игрушки, книжек два полных шкафа, может, и три. И она все их читала, когда захочет. И телевизор еще был. А на потолке лампа. А на полу ковер, мягкий-премягкий. Хоть босиком ходи. А в соседней комнате жили ее мама и папа. Добрые были ужасно. Всегда ей давали всякой еды, какую она захочет, и еще игрушек покупали и платья всякие, хоть с бантиком, хоть без бантика, хоть с теми круглыми дырками, которые кружева называются, помнишь, мы на витрине видели? Вот, и такие тоже. И пальто, и ботинки. Вот. И была эта принцесса ужасно красивая.

– Давай я расскажу, какая она была красивая.

– Давай, рассказывай.

– Она была самая красивая. У нее в ушах всегда были сережки. У нее были волосы как раньше у мамы, золотые, и блестели еще. У нее на глазах были черные гнутые ресницы, и на пальцах кольца, и большие длинные ногти, все пелрамутровые.

– Перламутровые.

– Да.