Не осенний мелкий дождичек

— Понимаю. И все же прошу. Классу Евгении Ивановны нужны добрые руки. — Тамара Егоровна привычно потирала висок указательным пальцем, морщилась, убеждая и раздумывая. — Мы не имеем права терять достигнутое. Другого такого класса в школе нет. Алле Семеновне дадим четвертый «а». — Тамара Егоровна подвинулась к Валентине, взяла ее за руку. — Неужели вас нужно убеждать? Вы должны согласиться. Тем более что Евгения Ивановна остается воспитателем на продленке.

— Но мой десятый…

— Его беру я. Доверяете? Обещаю не испортить ваш талантливый класс. Тем более мы с ним ладим, — суховато улыбнулась директор. — Ну, договорились?

Что могла ответить Валентина? Сколько уже толковали они с Евгенией Ивановной о судьбе ее класса, сколько тревоги пережили, узнав, что классом будет руководить Алла Семеновна. «Она незлой человек, но к детям глуховата, — с болью повторяла Евгения Ивановна. — То, что так долго и трудно настраивалось, можно расстроить в один миг…»

Очнувшись от размышлений, Валентина толкнула наконец дверь класса. Дети радостно поднялись, приветствуя. Дежурный, Рома Огурцов, довольно живо на этот раз доложил, что в классе присутствуют все, больных и опоздавших нет. Тетради и учебники уже лежали на партах, класс был готов к работе.

— Сейчас Рома раздаст тетради с прошлым диктантом, вы хорошенько просмотрите допущенные вами ошибки и сами придумаете небольшой диктант с употреблением слов, в которых допустили ошибку, — сказала Валентина.

— А если ошибок нет, тогда что писать? — подняла руку Инна Котова.

— Придумай предложения с трудными для написания словами.

Дети склонились над тетрадями. Уже давно, с первых своих лет в Рафовке, Валентина проводит эту линию в обучении — чтобы дети как можно больше работали сами. Чтобы работа вынуждала их думать, анализировать. Не только сообщать им готовые истины, но и делать соучастниками в открытии этих истин, приучать к исследованию считала своей задачей Валентина. Правило, просто названное учителем или вычитанное в учебнике, может запомниться, а может и не запомниться. Но если ребенок сам докопался, открыл, понял, почему в этих случаях пишется так, а в этих — иначе, он уже не забудет. Это как бы рождается, утверждается в нем.

Но вот, кажется, Огурцов отодвинул тетрадь. Быстро нынче… Валентина взяла его работу: в диктанте у Ромы три ошибки… как же он написал? «Я никогда не хожу гулять в рощу, потому что рощи в нашем селе нет». В диктанте у него было написано «рощю». А предложение придумал правильно, у них в Рафовке действительно нет рощи. «Плохо заниматься занятиями, которые ты не любишь». Не очень удачно — заниматься занятиями. В слове «заниматься» у Ромы не было мягкого знака. Теперь написал верно. И в эту фразу вложил он, безусловно, собственное чувство… «Больше всего я люблю украшать новогоднюю елку, но мне этого делать не дают». Ошибка была — «новогодную». Сейчас два «ю». Неужели мальчик высказал в этой фразе свое заветное желание? Вероятно. Ведь под текстом, как бы завершая свою мысль, Рома нарисовал новогоднюю елку с большой звездой на макушке. Знает ли отец об этой мечте сына? О мечте, которую так легко осуществить… Рисовать на уроке русского языка не полагалось, но Валентина не стала выговаривать Роме: сделано от души, пусть остается.

Урок шел своим чередом, с дисциплиной у Валентины уже давно не возникало затруднений. Все сорок пять минут ученики были заняты творческой работой, озорничать некогда. Сколько есть путей дать им возможность проявить это творчество! Можно предложить, чтобы каждый проверил работу соседа, — это вызывает особый интерес. Самим отыскать в диктанте ошибки, произнося слова по слогам. Или сравнить написанное ими с печатным текстом… Каждый раз Валентина старалась привнести в урок что-либо новое; за годы работы таких находок у нее накопилось порядочно.

Следующий урок у Валентины был свободный; математику в четвертом «в» вел Иван Дмитриевич, Валентина попросилась к нему.

— Наконец-то собрались! — обрадовался Ванечка. — Смотрите хорошенько, я же знаю, сколько у меня всяких огрехов!

Валентина, которая впервые шла на урок к молодому учителю, улыбнулась его энтузиазму: наверное, втайне струсил чуток. Когда-то она сама страшно волновалась при посторонних. Впрочем, случается и сейчас…

Ванечка начал урок мгновенно, без подготовки и раскачивания, с таким увлечением манипулируя сложными терминами, что Валентина диву далась. Казалось, он не видел учеников, не думал о них, вернее, они были необходимыми соратниками в его размышлениях и поисках, и он спрашивал с них, как с равных. «Не о таком ли контакте говорила Света Овсиенко?» — думала Валентина. В конце концов, она и сама увлеклась и уже не наблюдателем себя чувствовала, а таким же взволнованным первооткрывателем, как и дети, в мире необыкновенных обозначений и величин.

— Очень меня ругаете? — спросил в учительской Ванечка. — Ершисто все, да? Не умею еще гладко… Домашнее задание пришлось давать после звонка, не уложился.

— Рационализм — дело наживное, Ванечка, — с мягкой грустью сказала Валентина. — А вот талант… ему не научишься.