Не осенний мелкий дождичек

— Подумаешь, взятка — тысяча кирпича! Говорю, за день строители побьют его в пять раз больше! — отмахнулся Владимир и пошел звать гостей.

Валентина любила, когда в ее дом приходили люди, любила угощать, как говорили на родине, в Вологде, потчевать. Где люди, там и праздник… Володя, конечно, сразу сел с Ванечкой за шахматы; Бочкин, затиснув в кресло Никитенко, наскакивал на него встопорщенным петухом:

— Жалоб на вас в редакцию приходит больше, чем надо! Но все это цветочки, мелочи… Знаю — большие дела делаете. Смотри, Петр Петрович, доберусь, камня на камне от тебя не оставлю.

— Двадцать пять лет добираешься, не надоело? — посмеивался Никитенко. — Я, дружок, воробей стреляный. На черт-те что не пойду. Пятнадцать лет командую мясокомбинатом, а «Жигулей» нема. Разве это не показатель?

— Много раз я хватал тебя за хвост, да изворачивался ты, будто ящерица. Знаем, к кому под крылышко… Не все коту масленица, бывает и великий пост, — кипятился Бочкин. — Смахнули твое крылышко! Вот ты кирпич на личную дачу у Владимира Лукича выпросил, его служебные дела увязываешь со своими шкурными интересами. Не боишься, обнародую вашу сделку? На весь район ославлю?

— Який кирпич? — насмешливо удивился Никитенко, но глаза его стали узкими и острыми. — Если и был разговор между нами двоими, откажемся мы, и выйдешь ты клеветником! Кстати, друг дорогой, не впервые!

— Получал по шее за твои выкрутасы, знаю их… Но ничего, рано или поздно прищемим твой вертячий хвост, — уже спокойней добавил Бочкин. — Такие, как ты, Петр Петрович, создают всю неправду на земле.

— Так уж и всю! — довольно улыбнулся Никитенко. Сказал примирительно: — Ладно, будет тебе. Лучше выпьем, Василь Василич. Наше от нас не уйдет.

Они действительно сели и выпили. «Не дипломат ты, Василь, ох, далеко не дипломат! — думала, глядя на них, Валентина. — Грозишь прищемить хвост и сам же вспугиваешь… И вообще, до чего мы порой нелогичны, учим тому, что сами не сделали для себя правилом, проповедуем подчас то, чего сами не придерживаемся… Бочкин — да и Володя — не очень уважают Никитенко. Но вот сидят с ним за одним столом, беседуют по-приятельски. Никитенко, верно, тоже не очень уважает их, у него свои взгляды, но тоже сидит и беседует…»

— Думаете о нашем людском несовершенстве? — тронула ее за локоть Тамара Егоровна. — Я тоже. Когда оказываюсь рядом с Петром, не могу отделаться от ощущения близкой беды… Странно, почему все-таки судьба сводит совершенно разные натуры? Взгляните на Аллу Семеновну, вот кому надо быть рядом с Петром, они бы во всем поняли друг друга. А ему нужна я. И мне почему-то он.

Алла Семеновна, как всегда нарядная и привлекательная, строила глазки Ванечке, но тот упорно этого не замечал. Она порхала от одного мужчины к другому, искрясь весельем и обаятельностью. «Где сейчас Слава? — думала Валентина. — Позвать его? Нужно ли? Она ведь о нем ни слова. Неужели и с ним — так просто? Нет, такой жестокой Алла Семеновна быть не может. Взбалмошна, избалована, да. Но в чем-то и она — человек…»

— Где ты встречал Новый год, Василь? — спросила Валентина у Бочкина. — Володя звонил тебе, сказали — уехал.

— У соседей. С газетчиками нашей белогорской Магнитки. Сколько сманивали, все же сманили. Банкет был гомерический! — поцеловал себе кончики пальцев Бочкин. — Даже икорочка…

«Прежде ты всегда встречал Новый год с нами, никто не мог тебя сманить», — с невольной грустью подумала Валентина.

— Мы сегодня с Владимиром Лукичом тоже ели в ресторане икорку, — самодовольно похвастался Никитенко. — Скажи, Владимир Лукич? Бифштексик! Лучок — зеленый! Если бы не я, жевали бы вы, товарищ председатель мясоспецхоза, жареную подошву.

— И чему ты радуешься? — сказала Тамара Егоровна. — Лучше я стану есть жареную подошву, чем что-то выпрашивать. Как не надоело тебе, Петр!

— Ну, ладно, не буду. — Никитенко погладил руку жены. — Ты вон вечно выпрашиваешь для своей школы, не надоело? Не поклонишься — не получишь.

— Я хоть ради дела…

— А я ради собственного удовольствия! Кто из нас мудрей, попробуй, реши, — рассмеялся, блестя глазами, Никитенко. — Люблю пожить, грешным делом. Хорошо люблю пожить… Кто из вас обратного мнения, вот, пожалуйста, бросьте в меня. — Достал из кармана пиджака серый камушек. — Всегда ношу при себе. Как наглядное пособие. Между прочим, поднял на берегу Черного моря… Никто не желает бросить? — Оглядел всех. — То-то и оно. — Спрятал галечник обратно.

— Циник ты, Петр Петрович, ох, какой циник! — погладил свою лысину Бочкин. — Но в одном заслуживаешь уважения: действуешь согласно своим убеждениям. Сядешь когда-нибудь за это, но хоть не строишь из себя ангела.