Не от мира сего

Подполковник Запеканко и его заместитель майор Печенин понимали прекрасно — их назначили виноватыми, а значит, лучше сидеть и помалкивать. Вот они и сидели с виноватым видом, вытирали пот со лба, чесали в затылке, разводили руками.

— Развели бардак, подполковник! — искренне обрушивал вал справедливых обвинений второй зам мэра по общим вопросам.

— Совсем работать разучились, — более спокойно вторил первый заместитель.

— Вы у меня в печёнках сидите, — дежурно распекал Запеканко и Печенина сам мэр.

Пока полицейское начальство получало «кочергу в дышло» в мэрии, события в отделе развивались по намеченному изобретательными оперативными сотрудниками сценарию. К обезьяннику подошли коренастый опер и два дюжих сержанта. Кивнув на Оранжевого, они потребовали от него просунуть руки в специальное окошечко и надели наручники. Тот спокойно подчинился. Доброжелательно похлопывая по спине дубинками, сержанты сопроводили потенциальную жертву в конец длинного коридора и, не снимая наручников, втолкнули в камеру к «агитбригаде», очень даже готовой к встрече дорогого гостя.

— Лязгнули затворы и замки темницы, заскрипели подъёмные блоки, и узник остался наедине с мрачной перспективой на дальнейшее прозябание в каменном мешке. Один на один с тоскливой безысходностью о жалком и бренном, скорбном и тленном будущем, таком же коротком, как этот упирающийся в шершавую стену камеры взгляд… — довольно складно проговорил новоприбывший арестант, стоя у входа. Затем огляделся и, оценив высокое эстетическое впечатление от соседства приятных джентльменов в наколках вдоль и поперёк, добавил, — и с такими правильными бродягами.

Корешок Чумного, лежавший ближе всех к выходу громила Валун, который и должен был первым встретить гостеприимным пинком непонятливого лоха, не знающего даже, как в хату войти к уважаемым людям, приоткрыл в удивлении рот.

Покатый лоб прорезала редкая морщина. Валун пальцем с наколотым перстнем почесал раздумчиво кривой нос — результат побед боксёрских, это он так силился осознать смысл произнесённого монолога с набором малопонятным слов.

Вместо упреждающего воспитательного дебютного пинка новичку в камере повисла густая пауза.

Третий представитель «агитбригады» Гужа́ тоже был несколько озадачен — втолкнули фрайера сумасшедшего в наручниках, тот несёт околесицу, но глаза при этом на миг сверкнули свирепым льдом. Гужа этот миг уловил, холодком опасности обдал его этот ледяной брызнувший в него взгляд, правда, он тут же исчез, но мозги опытного бывшего сидельца, не до конца убитые алкогольной пропиткой, заорали во все тяжкие, — «будь осторожен!». Прикрыв глаза, он лихорадочно стал обдумывать дальнейшую тактику своего поведения.

«Сей экземпляр на лоха конкретно не тянет, такой сам любого вылечит, поэтому лучше в стороне постоять от спектакля бездарного. Вернее, на шконке полежать, понаблюдать со стороны статистом безучастным, так, глядишь, и здоровье сохранишь себе на будущее».

Вот такое стойкое ощущение возникло у Гужи́. Почему-то он уверенно просчитал, что режиссёр спектакля вскоре сменится, как, впрочем, и актёрский состав, и чем закончится вся эта канитель — неизвестно.

Оранжевый, тем временем, спокойно подошёл к единственному свободному «пятачку» и уселся рядом с Чумным на его «спальном месте», как его уважительно называл хозяин. Единственный табурет был занят, на нём лежали в грязных ботах ноги старшего по хате, они отдыхали. Гужа с любопытством смотрел, как приподнялся Валун, выйдя из умственного ступора, как Чумной стал наливаться яростью благородной от этакой неуважухи и наглости.

— Следи за руками, показываю один раз! — Оранжевый встряхнул руками. Наручники непостижимым образом слетели на бетонный пол, прощально звякнув.

Вновь сгустилась пауза, теперь удивился и Чумной. Забыв обо всём, он пытался понять суть фокуса. Валун поднял наручники, внимательно осмотрел, потом их изучил сам Чумной. Оковы были сделаны качественно, на совесть, из хорошей стали.

— А ещё раз слабо? — поинтересовался любознательный Валун.

— Я же сказал, один раз! Тут не цирк, а я тебе не фокусник, понял, да?

— Ну-ка, Валун, надень мне, — протянул руки Гужа, чётко сообразивший, где спасительный выход, — уж я-то проверю, какой тут фокус, не сумлевайтесь!

Оранжевый понимающе глянул и одобрил, — правильно, пусть проверит браслетики, хуже не будет.

Он с ходу раскусил тактический ход Гужи и даже несколько подивился звериному чутью этого каторжанина, а тот, в свою очередь, тоже понял всю подоплёку ситуации и поздравил себя с правильным выбором. Он теперь абсолютно не сомневался, малый этот не прост, а весьма умён и опасен, такой раскусит их бригаду и выплюнет без труда, даже не поморщится. С удовольствием, видимым только Оранжевому, Гужа побренчал надетыми кандалами и улегся, якобы изучать алгоритм освобождения от оных, исключив тем самым себя из любого действа.