Не плачь, Рапунцель!

– Вы здесь постойте, дальше я один. – Архипов не позволил нам с подругой выйти в коридор к квартирам.

– Опять?! – возмутилась Ирка. – Мне не нравится пропускать все самое интересное!

– Ты нынче самолично целый труп нашла, какие пропуски? – логично удивился Вадик.

– Я же поделилась с вами своей находкой, – с достоинством ответила подруга.

– Я тоже поделюсь, – пообещал Архипов. – Обещаю, без вас не начну!

Наш мелкий верткий товарищ ловко выскользнул за дверь.

– Что он не начнет? – Ирка подставила ногу, не позволив двери закрыться, и ориентировала на образовавшуюся щель ухо. – Так, слышу, Вадик звонит в дверь… «Кто? – Я за шпаклевкой, мы договаривались»… Зашел! Теперь ничего не слышно…

– Мы и так знаем, что там сейчас происходит, – успокоила я ее. – Превнимательно качество шпаклевки падаван наш юный проверяет.

– О, снова дверь открылась! Идет кто-то! Кажется, не один. – Подруга не удержалась – выглянула за дверь, тут же отпрянула и сообщила: – Чернявый малый тащит мешок, Архипов идет за ним с пустыми руками.

Мы отошли, чтобы нас не стукнуло дверью. Из нее выступил чернявый малый с мешком, поставил свою ношу на пол и оглянулся на появившегося следом Вадика.

– Вот, попросил любезного молодого человека помочь старику – донести груз до лифта, – противным дребезжащим голосом объяснил безобразно переигрывающий «дедушка» Архипов.

– Похвальное уважение к старости. – Ирка шагнула назад и закрыла подступы к двери своим крупным телом.

Молодой человек заметно занервничал.

– А вы же Миша, да? – Я широко улыбнулась ему. Хотела успокоить, но не вышло. Пришлось добавить: – А я Шерзода знаю, он мне делал ремонт.

Взгляд темно-карих глаз метнулся к доборам из белого дуба, на широкоскулом лице отчетливо отразилось растущее беспокойство.

– Я не украль! Это останки! – заговорил Миша.

– Остатки, – машинально поправил Архипов.

Он встал к нам спиной, с интересом рассматривая плинтуса в ассортименте.

– Ага, остались от козерога рожки да ножки, – кивнула я и повысила голос, все так же улыбаясь брюнету. – Нет претензий! Наши останки – ваши останки!

– Типун тебе на язык, – пробормотала Ирка.

– Я вернуть деньги. – Миша полез в карман. – Шпаклевка – подарок!

– Ах, оставьте! – даже не обернувшись, махнул рукой Архипов.

– Не волнуйтесь! Мы по другому вопросу! – громко, как тугоухому, сказала я Мише. – Вы жили в поселке Болотном?

– Болотна? – Было видно, что эта тема не кажется молодому человеку опасной. Он перестал сутулиться, словно в ожидании побоев, и вернул в карман бумажник. – Болотна жил. У дед. Карошы дед, Арсень-бобо. Жалько, весь умер.

– И не он один, – буркнула Ирка. – Йи-и, ты чего?!

Я наступила ей на ногу, чтобы не мешала международной дипломатии.

– А внука деда Арсень-бобо вы видели? Тоже Арсения?

– Внук – по-узбекски «невара», – подсказал Архипов.

Оказывается, он перестал рассматривать выставку-продажу останков, зашел в Интернет и открыл переводчик.

– Невара – Сень, – Миша кивнул.

С переводчиком дипломатическая беседа пошла живее. Миша разговорился:

– Был совсем пустая голова.

– Что значит – совсем пустая голова? Дурачок?

– Тут пустая, – брюнет похлопал ладонью по жесткой поросли на макушке.

– Лысый! – первой сообразила Ирка. И обрадовалась: – Точно, это наш невара Сень!

– Не знаете, почему невара Сень и Арсень-бобо поссорились? – спросила я.

– Невара Сень: продать, продать, Арсень-бобо – йок, йок!

– О, это слово мы знаем: «нет» по-турецки! – обрадовалась Ирка.

– По-узбекски, видимо, тоже – родственные языки, – рассудила я. – Значит, Сень хотел купить, а Арсень не хотел продать?

– Сень продать! Арсень не продать!

– А что? Что они продать – не продать?

– Может, родину? – предположил Архипов. – Был бы классический конфликт отцов и дете… Йи-и, ты чего?!

Я и ему наступила на ногу. А потом смартфон с переводчиком отняла:

– Дай сюда! – быстро набрала целую фразу, нажала «перевести», озвучила результат, как сумела: – Qaysi bobo sotishni xohlamadi?[5]

Миша хихикнул – видимо, мой узбекский был далек от совершенства, посмотрел на экран мобильного и увлеченно застрекотал.

– Ты что-нибудь понимаешь? – нахмурилась Ирка.

– Йок, – ответила я и вздохнула. – Это, наверное, как с китайцами. Стоило только сказать «нихау» – поздороваться на их родном языке, – как они перешли на китайский и уже ни в какую не желали говорить со мной ни по-русски, ни по-английски.

Был у меня такой печальный случай в бытность пиарщиком краевого департамента внешнеэкономической деятельности. Ту командировку в Гуанчжоу я надолго запомнила, как и полсотни вынужденно выученных в срочном порядке китайских слов.

Жаль, что в Ташкент меня никогда не командировали. Не было случая сформировать хотя бы минимальный лексический запас узбекского.

– Что за дела?! – Внезапно на сцене нашего международного форума появился новый участник: дама, почти такая же дородная, как Ирка, только ростом пониже. И тоже светловолосая, явно не азиатских кровей.

Подруга сплоховала – увлекшись российско-узбекскими переговорами, отошла от двери, и та теперь беспрепятственно открылась. Дама выступила на площадку и с подозрением спросила: