Не плачь, Рапунцель!

Этой ночью бабуля-погода снова выкинула коленце. Поздно вечером поднялся ветер, потеплело, полил дождь – и уже к утру от непорочных снежных сугробов остались только слезливые воспоминания.

Я шлепала к метро по обширным лужам, коварно прячущим волнистые наледи, и тщетно пыталась не выделяться из толпы суровых спартанцев, идущих прямо к цели гордо, с достоинством, без малодушных взвизгов и суетливых прыжков.

Слиться с массами пока не получалось. Годы жизни в краях с гораздо более комфортным климатом не выработали во мне должной стойкости.

Надо над этим работать, решила я, и купила в метро просторный полиэтиленовый дождевик. Выбрала желтый, как солнышко, которого мне в Санкт-Петербурге подсознательно не хватало, и тем порадовала не только себя, но и подругу.

Та сидела у окошка в квартире тетушки и в ожидании моего прихода расчесывала распущенные волосы. Волнующиеся медно-золотые кудри добросовестно ловили редкие проблески солнца и оживляли сумрачный двор-колодец веселыми зайчиками. Картина была живописная. Остановившись под окном, я огляделась в поисках Кружкина с мольбертом, но никого не увидела. Художник безответственно упустил миг творческой удачи.

– Привет, Рапунцель! – позвала я подругу.

Та остановила руку со щеткой, выглянула из-за завесы сияющих волос и совершенно неромантично всхрюкнула, подавившись смехом:

– Здоров, миньон!

– Что? – Я опустила глаза, проехавшись взглядом по фасаду своего дождевика.

– Прелестно выглядишь! В желтом плаще, синих джинсах, с рюкзаком и в круглых очках – вылитый миньон из мультика «Гадкий Я»!

– Уж так прям и гадкий!

Я шагнула под козырек подъезда (не парадной, та с другой стороны дома), стянула и встряхнула дождевик, сняла очки-консервы, которые надела для защиты от вездесущего дождя. Хотя более успешно с этой задачей справилась бы маска для плавания. А еще лучше – шлем скафандра.

Когда я поднялась в квартиру, на столе уже курились паром кружки с горячим чаем, а Ирка с великой осторожностью резала пышную свежую запеканку.

– Приятно видеть, что ты меня ждала и успела сочинить что-то вкусное. – Я ополоснула руки и села за стол.

– Причем не только запеканку! – Подруга воздела испачканный творожной массой нож. – У меня родился новый стих. Ну почти, я пока финал не придумала. Вот послушай…

Она положила нож, сняла фартук, отступила от стола, сложила руки в замок, как оперная певица, и закатила глаза – приготовилась декламировать.

– Может, я потом послушаю? Когда твое новое произведение будет уже закончено и отшлифовано? – Я попыталась отвертеться от громкой читки.

Дождливым декабрьским днем в Питере крепкий горячий чай с ароматной запеканкой хорошо пить под размеренное тиканье старинных часов и мурлыканье кота, а не завывания поэта-декламатора. Особенно если это не Пушкин или Бродский, а Ирэна Макс – таков творческий псевдоним моей подруги.

– Потом тоже, сейчас оцени набросок.

Я убрала под стол руки, уже потянувшиеся к кружке, и кивнула:

– Давай.

– Сначала расскажу предысторию. Для лучшего понимания ты должна знать, как у меня зародилась идея этого произведения.

Я подавила вздох и снова кивнула:

– Рассказывай.

Святой долг дружбы обязывает внимательно слушать и по возможности положительно оценивать Иркины стихи. Хотя, конечно, жаль, что запеканка и чай остынут.

– Вчера на выходе из метро я услышала уличных музыкантов. Таких, знаешь, длинноволосых, с пирсингом и в черной коже с заклепками. Они пели что-то современное, рокерское, причем мелодия была приятная, а слова оказалось невозможно разобрать.

– Типично для современных песен, – вставила я.

– Вот именно! – Ирка обрадовалась, что нашла понимание. – Нынешние вокалисты поют так, будто у них аденоиды, гланды, насморк и зубная боль одновременно. Получается страдальческий гнусавый вой с редкими вкраплениями отдельных слов. Но ведь не может быть так, чтобы у них у всех был одинаковый диагноз?

– Почему же? Инфекционный идиотизм как вариант, – подсказала я.

– Я подумала: может, проблема не в дикции и слабых вокальных данных певцов, а в отсутствии толковых внятных текстов? И сочинила свой стих на музыку тех рокеров из метро.

– Читай уже! – потребовала я, не отрывая алчного взора от холодеющей на глазах запеканки. – Или пой, неважно, только не томи благодарную публику.

– Читаю. – Поэтесса отставила ножку и продекламировала:

Как Рапунцель, ты ждешь,
Маешься косами,
Но невиданный дождь
Хлынет из космоса…

– Маяться можно тоской, бездельем и животом. – Я не удержалась от правки. Режим «злой редактор» у меня включается с легкостью. – Если речь о том, что Рапунцель затруднительно ухаживать за своими роскошными волосами, то тут нужен предлог: «с косами». Так будет правильно. Это первое. Второе: почему дождь из космоса? Он метеоритный?

– Не исключено, я хотела подчеркнуть апокалиптический характер осадков.

Подруга на критику не обиделась. Это выгодно отличает Ирэну Макс от других графо… пардон, чуть не выразилась нетолерантно. От прочих современных поэтов.