Мне вспоминается доныне,Как с небольшой командой слуг,Блуждая в северной пустыне,Въезжал в Монголию Рубрук.«Вернись, Рубрук!» – кричали птицы.«Очнись, Рубрук! – скрипела ель. —Слепил мороз твои ресницы,Сковала бороду метель.Тебе ль, монах, идти к монголамПо гребням голым, по степям,По разоренным этим селам,По непроложенным путям?И что тебе, по сути дела,До измышлений короля?Ужели вправду надоелаТебе французская земля?Небось в покоях ЛюдовикаТеперь и пышно и тепло,А тут лишь ветер воет дикоС татарской саблей наголо.Тут ни тропинки, ни дороги,Ни городов, ни деревень,Одни лишь Гоги да МагогиВ овчинных шапках набекрень!»А он сквозь Русь спешил упрямо,Через пожарища и тьму,И перед ним вставала драмаНарода, чуждого ему.В те дни, по милости Батыев,Ладони выев до костей,Еще дымился древний КиевУ ног непрошеных гостей.Не стало больше песен дивных,Лежал в гробнице Ярослав,И замолчали девы в гривнах,Последний танец отплясав.И только волки да лисицыНа диком празднестве своемВесь день бродили по столицеИ тяжелели с каждым днем.А он, минуя все берлоги,Уже скакал через ИтильТуда, где Гоги и МагогиСтада упрятали в ковыль.Туда, к потомкам Чингисхана,Под сень неведомых шатров,В чертог восточного тумана,В селенье северных ветров!