Витаминыч женился на своей Гренадёрше, потому что её отец был начальником цеха, а у него никогда не ладилось с карьерой. Начальник цеха через пару лет едва не пошёл под суд, вынужден был уйти с завода и переехать в Заречье, где закончил свой век сторожем, но Субботины уже свыклись и родили двоих детей: мальчика и девочку. Оба они походили на Гренадёршу – шумные, полонокровные и с прекрасными зубами. Витаминыч их любил, а жену – уважал и слушался.
О Корнеевых даже говорить не стоит, какая уж там любовь. «Просто», – однажды сказал мой однокурсник о девчонке, которая захаживала в нашу комнату в общаге. «У вас с ней любовь?» «Нет, – он смутился, – просто».
…Дом наш стоял в овраге, или, как говорят у нас, в логу. Когда по весне открывали окна, в них врывалась странная какофония: за рекой бухал оркестр – на старом кладбище кого-то хоронили, а во дворе заливался школьный звонок.
Мама работала в этой школе учителем русского и литературы, но на занятия с утра мы всегда шли порознь. Не то чтобы я стеснялся мамы, скорее, не хотел стеснять её. Маму преследовал навязчивый страх, как бы люди не решили, что она мне помогает. Ни с кем из учителей она о моих школьных делах не заговаривала, и на родительские собрания отправляла папу. Он потел в своём мешковатом костюме среди горластых заводчанок и искренне не понимал, что от него требуется.
Весь седьмой класс я проучился у мамы – и не вылезал из троек по её предметам. Ни к кому из моих одноклассников она не была так требовательна, как ко мне. Она всегда знала, когда я готов хуже, чем обычно, хотя и не помогала мне делать уроки. Однажды Света Берсенева, зеленоглазая отличница с обостренным чувством справедливости, попыталась заговорить с мамой о моих оценках. Я даже не знал об этом, но в полутемном коридоре возле учительской мама ухватила меня за плечо:
–
Это ты её подговорил?
–
Кого?–
Не прикидывайся дурачком!От обиды я едва не разревелся: не понимал, в чём меня обвиняют. Прогнал с глаз злую кипень усилием воли – в М. «нюни» не поощрялись; мы, мальчики, выйдя из младенческого возраста, не имели права плакать. Неизвестно, чем бы закончилась наша стычка, но в коридоре вдруг появилась географичка. Увидев нас с мамой, она восторженно всплеснула руками:
–
Антоша у нас отличился! Географический диктант лучше всех в параллели написал. Отправим его на районную олимпиаду.Мамино лицо просветлело, и я сразу простил её. Знал в глубине души, что она любила меня вне зависимости от успехов, но легче мне от этого не становилось.
Дома я нисколько не боялся её гнева, зато в классе при виде маминых нахмуренных бровей у меня язык прилипал к гортани.
Однажды, уже будучи взрослым, я спросил её, считает ли она себя правой до сих пор. «Я не могла иначе», – сказала она, поёживаясь.
В детстве кажется, что твои проблемы острее взрослых. Уже потом я узнал, что в школе маму недолюбливали. Кто-то посмеивался над тем, что бабушка открыто ходит в «раскольничью» церковь, другие считали, что мама не заслужила такого мужа, как мой отец, третьих смешило, что мамина вера в коммунизм была безоговорочной, подобной бабушкиной вере в бога. Одевалась она строго и не по моде, сплетничать в учительской не любила, ни с кем не сближалась, всегда жила наособицу. Её считали высокомерной – несправедливо. Холодная и недоверчивая – пожалуй. Она и с нами такой была.
… – Расскажите ещё что-нибудь, пожалуйста, – Таисия размешала сахар в стаканчике с чаем. – А вы что, сэндвич не будете? Я вот в самолёте всегда есть хочу.
– Это от волнения. Стресс заедаете. А я не ем. Хотите, могу отдать вам свой бутерброд.
– Как-то неудобно… Но если вы не хотите…
– Я никогда в самолёте не ем. Даже во Вьетнам летал – не ел. Могу рассказать, почему, но это не очень… к столу.
– Можете не бояться испортить мне аппетит. Я закончила кафедру уголовного процесса и криминалистики. Мы всякое за едой обсуждали.
– Да рассказывать-то нечего. У нас в М. дефицит был, что называется, во все поля, куда хуже, чем в Москве и Ленинграде. С мясом-то проблемы были, что уж про прочие деликатесы говорить. После второго класса полетели с родителями в Ленинград на неделю. На обратном пути в Пулково они взяли мне в буфете бутерброд с икрой, чтобы я попробовал. Мне, кстати, понравилось. Но… в общем, в самолёте всё это обратно вышло. Маме так неловко было. Бегала к стюардессам за тряпкой. Тряпки не дали, просто накидали газет на пол. Такая вот увлекательная история.
– Умеете заинтриговать даму, – Таисия улыбнулась. – Англичане такое называют small talk. Небольшая беседа на ни к чему не обязывающую тему.
– А вы, оказывается, язвительная, – я рассмеялся.
… В эту минуту она напомнила мне одну девушку из прошлого. Она тоже всё время язвила и толкала меня загорелым плечом с белой полоской от бретельки.
Любви между нами не было, мне по секрету шепнули, что с ней – можно. Не получится, как на горке с Ниной Глинниковой. Родители уехали в дом отдыха, и я, чувствуя странную пустоту в животе, позвал её к себе.