Не причеловечиваться! Сборник рассказов

Трамвай остановился, словно испугавшись жёлтых зигзагов, начерченных на асфальте. Настя шагнула в его распаренное нутро, вызолоченное вечерним солнцем. Лучи били в лицо, и она почти на ощупь прошла в середину вагона и села. Ноги, наполненные пройденными километрами, приятно гудели.

– Здравствуйте, – произнёс кто-то за её спиной.

Она обернулась. Он поправил очки.

– Вы сильно ушиблись? А я, кстати, собрал тогда все ваши монеты. Я знал, что обязательно вас встречу – ведь все трамваи ходят по одним рельсам. Два билета, пожалуйста.

Пора возвращаться

Белое слепящее пятно, как будто кто-то направил в лицо прожектор.

Нет, конечно, если закрыть глаза, можно припомнить ленивую реку под окнами, обесцвеченные солнцем улицы, хриплый лай соседской собаки и запах персиков. Правда, для этого Кире приходится пробираться куда-то на задворки, в самые тёмные и глухие уголки памяти. Всплывает другое: чернильная ночь и стук у ворот, мама с папой, замершие в углах комнаты, как заговорщики. Забегает солдатик – рыжий и бесцветный одновременно – и протягивает билеты. Заикаясь от волнения, пытается рапортовать шёпотом, чтобы не разбудить Киру, но папа машет рукой, мол, что уж.

– Когда выезжать?

– Прямо сейчас, то-товарищ майор, должны успеть.

– До Москвы?

– Куда там, до Кишинёва.

– До Кишинёва? – мама, как тень, отделяется от стены. – Это же гибель. Там, говорят, в русских стреляют сразу, не спрашивая. Мы не можем так рисковать… У нас ребёнок.

– То-тогда есть опасность вообще не уехать. Аэродром вот-вот закроют.

– Но вы-то как-то улетите? Остатки гарнизона? Может, на военном?

– Не положено, – вступает папа. – Собирайся, Валя. Некогда разглагольствовать.

Кадр сменяется. Они едут на военной машине. За рулём всё тот же солдатик. Мама прижимает Киру к себе так сильно, что ей трудно дышать. Отец пытается насвистывать какую-то мелодию, но быстро замолкает.

Люди на дороге. Остановка. В свете фар мешаются пыль, выхлоп и ночной туман. Лиц не видно, но в руках пляшут автоматы.

– Я… из вэ-че… майора с семьёй везу… – солдатик беспокойно вертит большой головой, взглядывая то на отца, то на вышедших из темноты.

– Выходи, женщына, – автомат указывает на маму. – Раздэвайся.

Папа пытается подняться, но мама кладёт руку ему на плечо и выпрыгивает на дорогу. Она стоит в безжалостном свете фар. Солдатик отворачивается, его щёки подозрительно блестят. Мама медленно разматывает шейный платок, снимает плащик и жакет, аккуратно складывает их в пыль на обочине и начинает расстёгивать юбку. Из горла отца вырывается странный звук, как будто чайник начинает закипать на плите. У солдатика по-детски дрожат плечи.

– Хватыт, – вдруг говорит автоматчик. – Садыс, – и он прибавляет ещё какое-то слово, от которого его товарищи разражаются смехом, а мама вздрагивает.

Затемнение. Потом на несколько секунд возникает аэродром. Плачущие женщины и дети. Рыжий солдатик приносит маме воды, и она забывает поблагодарить. Они бредут по лётному полю. Солдатик на прощание что-то говорит бодрым голосом, но папа молча сгребает его в объятия.

Затемнение. Кишинёв выпал из памяти. После него были ещё какие-то города и аэропорты. Кажется, Донецк и Свердловск. Где-то по дороге потерялся плюшевый медведь Тимка. Наверное, слёз было… Но Кира не помнит. Яркий свет – прожектор или фары военной машины на дороге – гаснет.

… Зажигается торшер над диваном. Бабушка проходит в дальнюю комнату, неся перед собой стопку наглаженного белья. Дедушка уже там – кряхтит, пытаясь перевернуть матрас непромятой стороной вверх. Мучается в одиночку, не позволяет помочь. Папа стелет себе на полу. Оттого, что он будет спать между входной дверью и диваном, Кире делается спокойнее, хотя она, конечно, понимает: автоматчикам с дороги сюда ни за что не добраться. Это дом бабушки и дедушки. Неприступная крепость.

Удивительно, но к новому городу Кира привыкает быстро, как будто и не было жаркого ветра и слепящего южного солнца. Здесь всегда слякоть или сугробы.

Спустя два года папа, наконец, выхлопотал квартиру. Дом для военнослужащих на отшибе у самого леса, среди деревянных развалюх частного сектора. Будто он метеоритом упал с неба, разметав их ударной волной, и даже воронка образовалась – круг из грязи и снега. Самосвалы и краны уползли, оставив безжизненное месиво, в котором едва не погибла синенькая Кирина калоша.