Не про заек

Наверное, поэтому она и не позвонила Дэвиду. Пришла на следующий день и получила от него порцию истерики. Ну нафиг. Забрала свои картины

65

Галина Хериссон

 

(больше у неё все равно толком ничего не было) и отвезла на электричке в Сан-Мор.

Ра-Джа жил там в стюдио с жёлтыми стенами. В сорока минутах от Парижа. Третья зона. Городок Святого Мавра.

Посреди единственной комнаты стоял большой компьютер, где Ра-Джа сооружал свой музон. Все вещи были рассованы по каким-то банановым коробкам в углу. Раскладной диван. В душе заместо света была ввёрнута какая-то синяя лампочка, из «экономии».

Ра-Джа был ужасно скуп. Холодильник был вечно пуст. А на проценты, которые падали ему в конце месяца с какого-то непонятного счёта (у Лизы даже банковской карточки не было), он покупал самые дешёвые чипсы, самое крепкое пиво в банках и палочку гашиша у своих приятелей. Он и сам задавался вопросом, какого чёрта эта русская мадемуазель уже несколько недель у него ошивается? А где ещё ей было спать...

Продукты Лиза покупала сама, и он всегда критиковал её выбор: как всё дорого! А она ела гречку и творог с чёрным хлебом из русского магазина, не всё же дешёвые чипсы и замороженные пиццы жрать! Верхом его «щедрости» (гашиш и ночлег шли отдельной статьёй) была как раз пицца на её день рождения.

С Дэвидом тогда было уже покончено, друзей пригласить было совершенно некуда, а идти в ресторан — не на что. Поэтому, когда Ра-Джа загадочно спросил: «А ты любишь пиццу?», Лиза с энтузиазмом ответила: «Конечно, да!» (Гашиш, кстати, она давно уже и не курила, у неё к тому времени появились другие способы отправляться в пространство...) 66

НЕ ПРО ЗАЕК

 

Так вот, пицца оказалась тощей и замороженной, на которую с барского плеча Ра-Джа накрошил одну куриную сосиску, полил кетчупом и разогрел в микроволновке. Вуаля!

Под вечер этого серого декабря наконец позвонила поздравить Женька. Кажется, она единственная знала, что у Лизы — день рождения. Двадцать шесть.

Её номер вообще мало кто знал. Денег на телефоне вечно не было, сама она звонить не могла. Но писала объявления об уроках и бэбиситтинге где только можно и оставляла свой номер... Без видимого результата.

 

Скромное обаяние буржуазии

Приближалось Рождество.

Ра-Джа пригласил Лизу к своим родителям, точнее к маме и отчиму. Ему так хотелось выглядеть хорошим сыном!

— Только ты не говори, что ты нелегалка, скажи — студентка. Живёшь в своей chambre de bonne23 и ездишь с проездным!

* * *

Долго ехали какими-то электричками, он купил ей билетик. Дом был большим и светлым — только что закончили выплачивать кредит! Сад, ёлка, кухня, у каждого по комнате. Скромное обаяние буржуазии. Отчим ужасно походил на Гомера Симпсона. Мама — милая женщина в очках, такая же рыжая, как и сын. Традиционное аперо с шампанским, светские расспросы. Всё мило, по-семейному. Фотки и колбаски.

23  Маленькие комнаты на седьмом этаже без лифта, типичные для парижских зданий, когда-то были «для прислуги», теперь – для студентов.

67

Галина Хериссон

 

Круглый стол. А вот и подали горячее. Мясо с каштанами. Коньяк «Наполеон».

Утром чай-кофе, и вперёд. Кушать не принято. Бегом на электричку. Второй день Рождества — у папы. И там, конечно, Лиза была уже не уместна.

 

Сонная Зимняя Сказка

«В электричке уснула. Снился снег. Много снега. И как будто автобус с иммигрантами привёз меня к дому; прямо на газон у дороги за домом, где мама выгуливала щенка и будто дожидалась меня... Снега было по колено, но он уже был рыжеватый, как в конце зимы, подтаявший. А на него тут же сыпался новый, крупный, как пчёлы... А потом ещё вспомнилось... Моё самое милое, самое дорогое воспоминание детства. Пишу сквозь слёзы и улыбку в сердце.

Мне года три. Зима. Папа несёт меня в детский сад. Утренние сумерки. На улице сильный мороз. А папа носит бороду и усы. Они заиндевели. И даже ресницы стали от инея белыми и пушистыми. Он прижимает меня к себе, и наши лица совсем рядом. Он приводит меня в группу и оставляет с детьми и воспитательницами. Наша группа на первом этаже. Я смотрю в окно. А там, на подоконнике снаружи, папа слепил из снега маленькую неваляшку-снеговичка мне в подарок. Моё сердце тает...

И ещё вспоминается, как таяли морозные узоры на стекле автобуса, когда мы с мамой возвращались домой. Прижмёшь зажатый горячий кулачок торцом к стеклу, совершенно белому от зимних узоров. Получается след этакой завитушкой. Потом пальчиком к этой завитушке приделываешь пять пятнышек — будто след от ноги босого гномика, и размножаешь их

68

НЕ ПРО ЗАЕК

 

потом по окну, насколько длины руки хватит и покуда пальцы не замёрзнут. Пусть гномик побегает...»