Не про заек

Она пошла к другому «Сен-Полю», на соседней улице. Было уже темно. Зелёные баки помоек (чистых, кстати, специальных для хлеба) уже были выставлены на пустую улицу. В булочной ещё горел свет. Лиза открыла крышку бака и обнаружила несколько хлебов «традисьон» и чудесные профитроли в пакете! Ура! Пока она всё это совала в сумку, из «Сен-Поля» вышли две индианки-продавщицы.

— Осторожно, девушка, ведь если есть хлеб из помойки, можно и заболеть!

— Но я — голодная!

— А вы не пробовали работать?

— А что, у вас тут работа есть?

— Ня, ня, ня... — последовало что-то невнятное.

 

78

НЕ ПРО ЗАЕК

 

— Да работаю я, блин. Только заплатят мне в конце недели!..

Да и много ли ей платили за её художества!

В кармане валялось сантимов пять — курам на смех. Надо было как-то доехать до Сен-Мора, и она снова прыгнула через турникет. Как назло, за ним стояли контролёры. Но у неё был настолько голодный и измызганный вид, и она честно протянула им пять сантимов, что они отпустили...

* * *

Конечно, Лиза пыталась что-то сделать для своих документов. Все говорили, что кроме «замужа» есть ещё какой-то «пакс» (PaCS), уж увольте меня от расшифровки бесконечных французских аббревиатур! Ра-Джа даже предлагал «спаксоваться», сходил в трибунал, принёс какие-то бумажки. Первый же загадочный документ, который требовался от Лизы, поставил её в тупик. Она съездила даже в русское консульство, но её там послали куда подальше. Тот сертификат, видите ли, выдавался только легально проживающим... Уж не говоря о давно потерянном в России свидетельстве о рождении.

Да, самый «простой» и логичный способ легализоваться было — выйти замуж. Это отнюдь не было Лизиной идеей, но ей об этом говорили все подряд: благопорядочные мамаши семейств, куда она пыталась устроиться няней и перезимовать, турецкие рестораторы, где она просто хотела работать на кухне... Да все! А те, кто, казалось бы, могли дать ей работу — сначала предлагали постель. А она любила любовь. Она не любила рамки, она просто хотела жить! Она оставила всё в России, взяв только свой опыт. Она любила свободу, и та ей обходилось совсем недёшево.

79

Галина Хериссон

 

Она стала бомжом с высшим образованием. Без Определённого Места Жительства. А разве это запрещено? Ну да, не в своей стране. Зато тут ей было на что посмотреть. И выучить пару языков. И начать всё почти с нуля, с тротуара, с улицы.

По сути, она была интеллигентной девушкой. Знала кое-что про историю искусств, ходила в библиотеку в центре Помпиду, а уж музеи!

* * *

«А вы пробовали вообще ходить голодными по Парижу и, заходя с голодными глазами в рестораны, искать работу? Эти ж голодные глаза видно за версту, а этого никто не любит... А вас хватило бы на десяток дней, с десятком отказов в каждом? Вы не пробовали почувствовать себя собакой, которая выглядывает, что ценного или съестного валяется на полу?»

* * *

А иногда и деньги попадались! Была у Лизы такая особенность — находить в критических ситуациях...

Лизе не хотелось чувствовать себя собакой. Или отдаваться за возможность быть эксплуатируемой начальником чего бы то ни было. Лучше уж пусть бойфренд, хоть и не такой, который выгоняет котов на улицу и не позволяет взять сухое печенье в шкафу!

Она не была со всеми выше и нижеперечисленными мужчинами. А были и те, которых она по своим причинам не сильно упоминала...

Но записка из её дневника, написанная в тот период, показалась мне необычайно зрелой... И наивной:

«...Что такое мужчины, встречающиеся мне не пути? Это — звери в джунглях города. Что движет ими? Как

 

80

НЕ ПРО ЗАЕК

 

меняются они в своих движениях, взглядах, грации или неуклюжести. Как вокруг них появляется облако, разрастаясь и вбирая в себя. И ты дышишь уже одним воздухом с кем-то или бежишь прочь, или часто делаешь вид, что дышишь, просто чтобы подойти ближе и затронуть это мягкое, твёрдое, грубое, ласковое, тупое или умное звериное существо. Это или медведь старый и одинокий. Или глупый по-детски, милый, энергичный медвежонок. Или кот, распространяющий мускус на всё вокруг, сдержанный кошачьей грацией в движениях и несдержанный в мыслях. Или молодой баран, думающий о сочной траве и свободе. Или жираф с большими глазами, высокий и нервный. Или обиженный ёж, мягкий, возможно, за своими колючками. Или горилла с мягким большим сердцем и огромным материнским инстинктом...

Но лучше всего — это то, что непонятно. Что-то, где “зверь” глубоко внутри...»

* * *

Я наблюдала за ними за всеми в баре “Гамбета”. Некоторые угощали меня пивом. А хозяин бара, такой мерзкий тип в шапке-гандонке, говорил: “Нефига тут смотреть — это не музей!” Я, конечно, спрашивала про работу в баре, но без бумаг не брали. Зато барменом какое-то время работала молодая девчонка из Польши — мы общались, пока она не уехала, заработав что ей было нужно...