Не разлей вода

– Артемий Николаевич, никаких пенок! И вы эти гламурно-московские гастрономические глупости в моем заведении не пропагандируйте. Пенки! Слово-то какое. Мы так до молекулярной гастрономии докатимся! Это когда человек не умеет нормальный борщ варить, вот и занимается бог знает чем! Рассчитывает, что никто не попробует эти его фокусы! Пусть будет торт шоколадный, ладно уж. Но с человеческим кремом! Как у мамы, на сливочном масле. А я б еще мороженое съел. С вареньем. Ну, вам видней! Можешь потихоньку подавать.

– Будет сделано. – Артемий Николаевич удалился с видом победителя.

– Да он вас держит в ежовых рукавицах! – Самарина рассмеялась.

– Ольга Леонидовна, он во всем, что касается еды, прав. Я спорю больше для вида… Хотя оливье люблю всей душой.

– Ну да, черного хлеба и горчицы на столе тоже нет! А так хорошо бы сейчас кусочек отломить, посолить, помазать горчичкой…

– Вы тоже любите?!

Не успела Самарина ответить, рядом уже стоял официант.

– Так, будьте любезны, черненького хлебушка, горчицы…

– Простите, можно уточнить, горчицы какой – дижонской, баварской, французской, или, может быть, сладкой…

– Как легко было жить раньше, когда был только один сорт сыра – сыр, – не удержалась Самарина.

– Горчица с сыром тоже есть… – Официант был серьезен.

– Самую простую, острую. Артемию Николаевичу только не говорите. – Олег Петрович махнул рукой.

– Это ваше заведение?

– Да, купил забытый богом подвальчик, а теперь вон сколько посетителей. Ну, это Артемия заслуга… Он повар от бога.

– Да, только сырники у вас в доме готовит с мукой, а надо с манкой – более диетический продукт получается…

– Да? Исправим… – более распространенно ответить не получилось, оба уже с аппетитом жевали хлеб с горчицей.

– Ольга Леонидовна, я вот все вас спросить хотел про театр. Скажите, у дочки шансы есть? Вы же понимаете, это очень серьезный шаг – бросить такой «перспективный» нефтехимический и поступить в театральный. В первом у нее будущее – устроить я ее смогу. А вот во втором… Ах, как я боюсь этого – неудовлетворенных творческих амбиций. А купить роль, сами понимаете, это не вариант в случае с моей дочерью.

– Не вариант, – согласилась Самарина, – у вас девочка честная.

– Да, – в голосе Кочина послышалась гордость, – но ее тяга к театру! Откуда она?! Откуда такая устремленность к лицедейству?!

Самарина вздохнула.

– Эта ее тяга к театру – это не болезнь, не мечта, не страсть, не мысль, пришедшая от скуки. Это, наверное, единственный для нее способ существовать в этом мире. Понимаете, человек уходит от реальности в игру.

– Господи, так все запущенно! – переполошился Кочин. – Как вы считаете, мне надо беспокоиться о ее душевном состоянии?

– Родитель всегда должен об этом беспокоиться. Но Аля совершенно нормальная девушка, только эмоциональная очень. И театр в этом смысле отличная терапия. К тому же у нее несомненно есть способности к перевоплощению, и она умеет трудиться.

– Одним словом, вы считаете, она может так вот резко все сломать в своей жизни? Справится ли? Хватит ли ей сил душевных для такого резкого поворота? Понимаете, все же я воспитываю ее один. Нет матери, нет человека, с которым она могла бы поделиться таким вот сокровенным. – Кочин вздохнул. – Вот, когда вы появились, она так переменилась! Стала более открытой. Я вам очень благодарен.

– Не стоит, – махнула рукой Самарина, – мне самой ваша девочка очень нравится. Кстати сказать, она выносливая, а это очень важное качество как для жизни вообще, так и для артистической деятельности в частности. И речь, как вы понимаете, не только о гастролях. Речь о тех психологических испытаниях, которые обязательно будут. Это невостребованность, зависть, интриги, слава. Знаете, я считаю, что ей надо уйти из этого нефтегазового и поступить в театральный. Эти два ее качества – выносливость и способности – могут стать козырем. Если хотите, я буду заниматься с ней до самого поступления и совершенно бесплатно… Я привязалась к вашей дочери и хотела бы ей помочь…

– Спасибо вам. Будет очень хорошо, если вы будете рядом с ней… Тем более что ближайшие месяцы будут очень непростыми.

– У вас что-то случилось? Ведь мы с вами из разных миров, и как вам интересно театральное закулисье, так мне давно хотелось узнать, что же такое большой бизнес… Помните, я вам рассказывала, как раньше актеры из бархатной ткани клеили брови, чтобы взгляд был жгучим и выразительным? Расскажите, а к каким уловкам прибегают в вашем деле?

– У нас брови не клеят. Меня радует ваш отзыв о дочери, это хорошо, что она выносливая. И даже если по какой-то причине у нее не получится с театром и придется продолжать мое дело, это качество будет кстати. Все, что испытывает артист, – трудности, зависть, интриги, обманы, слава, – это все можно встретить и на моем поприще. А еще надо уметь перевоплощаться, играть, чтобы твой блеф был убедительным…

– Выходит, мы с вами – коллеги?

– Да, и я знаю, что на предстоящем своем спектакле я буду освистан…

– Вы уже не первый раз намекаете на большие трудности. И по вашему виду не скажешь, что вы крепко и долго спите. Что-то серьезное?