Не самое главное

Спустя годы он так и не простил ей, что однажды в полнолуние на пляже на Аликуди увидел ее обнаженное, дрожащее от наслаждения тело в компании трех актеров и двух студенток-политологов.

В общем, третьесортная оргия.

Из тех, что держатся на слепом оправдании романтизма, рокового мгновения.

“Мы ненавидим роковые мгновения за то, что сами к ним непричастны”, – выкрикнет Альчиде, стоя под ледяным душем.

Зрелище скромной оргии подталкивает Альчиде к тому, чтобы, заливаясь слезами, сесть на паром до Неаполя.

И здесь, в отчаянии расхаживая по мостику парома, убитый горем из-за безграничной любви к женщине, которая, как он полагал, принадлежит ему одному, он видит нечто, что его убивает.

Прислонившись к мачте, на которой развевается итальянский флаг, стоит та самая очкастая студентка, которую много лет назад они с отцом увидели на улице и приняли за маму.

С того дня прошло пятнадцать лет, а стоящая у мачты студентка ничуть не изменилась – ни возраст, ни одежда, ничего.

Альчиде совершенно уверен. Она не живая. Она мертвая.

– А вдруг это мама, – шепчет он, хотя на маму она похожа только сзади. Как выглядела мама спереди, он и не помнит.

В это мгновение на Аликуди Мария Грация Фе окончательно расстается с Альчиде при помощи галлюциногенных грибов. Когда их действие закончится, она забудет его навсегда.

В то же мгновение в Орбетелло отец Альчиде впервые с тех пор, как скончалась его жена Элеонора, целует женщину. Долгий поцелуй, во время которого он забывает единственного члена своей семьи – Альчиде.

В то же самое мгновение Эрнесто Реа гасит лампочку на комоде, в четвертый раз перечитав все комедии Шекспира.

Кстати, они ему никогда не нравились, но у него не хватало духа в этом признаться.

Несмотря на чувство вины, он засыпает и забывает о старом приятеле, который любил названивать среди ночи.

Студентка отрывается от мачты и, как ни в чем не бывало, возвращается к подруге. Залезает в спальный мешок и готовится ко сну.

Альчиде, не отрываясь, глядит на нее. Приходится признаться себе в том, что он ошибся. Она не похожа на маму, это вовсе не та девушка, которую много лет назад они видели с отцом. И одевается она совсем не похоже.

Покойники не стоят, прислонившись к фонарям.

Их сжигают и хоронят.

Альчиде подходит к перилам. Закуривает. Ему двадцать восемь. Он стоит и смотрит на волны. Застегивает куртку: ночи на корабле сырые и холодные.

Аликуди остается у него за спиной – маленький, далекий, слабый огонек.

Впереди целая жизнь.

Да, правда, ему одиноко, он скучает по маме, скучает по Марии Грации, скучает по отцу, который уже закрутил колесо новой жизни, скучает по другу Эрнесто, и все же он рад.

Потому что, – думает он, – у него нет причин не радоваться.

Потому что, когда плывешь на корабле в никуда, ощущаешь радость.

Потому что иногда приятно страдать из-за того, что тебя ранили и предали.

Потому что лето еще не кончилось.

Потому что у него еще будут десятки таких, как Мария Грация.

Докурив, он гасит окурок ботинком. Улыбаясь про себя.

И прислоняется к мачте, на которой развевается итальянский флаг.

Он возвращается домой.

Внезапно, как вспыхивает зарево на ночном небе, Альчиде понимает, что ему срочно нужно кое-что сделать.

Принять душ.

Донна Эмма

Полвека замужем за доном Кармине, старшим консьержем в престижном доме в Неаполе, на виа Мандзони, 21. Дом с прекрасным видом из окон.

Донна Эмма, помощница консьержа.

Из-за тяжелого инсульта и нерасторопности донны Эммы, которая, как поговаривают, нарочно сразу не вызвала неотложку, у дона Кармине парализовало правую сторону.

Среди отягчающих обстоятельств нужно учесть и следующее: дон Кармине не был левшой.

Пригвожденный к креслу, дон Кармине беспрерывно смотрит на телевизор, экран которого повернут к нему под прямым углом. Дело в том, что телевизор в полном распоряжении донны Эммы: восседая в кресле прямо перед экраном, она словно переносится в студию любимого первого канала государственного телевидения.

Так что дон Кармине не столько видит, сколько угадывает, что показывают на телеэкране.

А когда угадать не получается, дон Кармине приходит к грустному выводу: меня бросили.

Пройди дон Кармине долгую реабилитацию, к нему бы частично вернулась дееспособность, но, как поговаривают, из-за лени, вредности и скупости донна Эмма не долго думала: муж обойдется без физиотерапии.

Много лет назад жильцы дома 21 по виа Мандзони единодушно пришли к заключению, что Эмма Дзаппетта – самая злая женщина на свете.

Хамка, врунья, сплетница, наглая, мстительная, коварная, грязнуля, капризная, тупая, чокнутая, жадина, бессовестная, лентяйка, скандалистка, назойливая, бессердечная, бездельница, злюка, скупердяйка, завистница, а главное – хитрая как черт. Такой предстает донна Эмма всему свету.

Весь свет – это ее кондоминиум.

Донна Эмма, у которой детей нет, а муж больше не в состоянии попросить даже тарелку макарон с фасолью, мучается от избытка свободного времени. Зато она может упражняться в нечеловеческом коварстве, проявлять тупую, непредсказуемую и бессмысленную злобу.