— Боевые действия в Северной Африке, — пояснил я. — По наводкам «Ультры» мы отлавливали и топили роммелевские транспортные конвои, для отвода глаз показывая немцам самолет-разведчик, чтобы они не заподозрили неладное.
Я рассказал Верити о том, как из-за тумана самолету не удалось засветиться перед конвоем, как одновременно подоспели Королевский флот и авиация, и о том, как дальше спасали «Ультру» от рассекречивания — про телеграмму, ложные слухи и предназначенные для перехвата донесения.
— Если бы фашисты узнали про «Ультру», в войне наступил бы резкий перелом, поэтому пришлось пускать в ход хитроумную операцию, чтобы замести следы утечки. Видишь? — лучезарно улыбнулся я Верити. — Все сходится.
Все сходится. И застрявший в Ковентри Каррадерс, и Теренс, разминувшийся из-за меня с Мод, и сталкивающий профессора Преддика в реку профессор Оверфорс, и даже все эти треклятые барахолки.
Дамы в мехах в «Блэкуэлле», Эркюль Пуаро, Ти-Джей, профессор Преддик со своими рассуждениями о высшем замысле — все они мне подсказывали, но я был глух и слеп.
Верити смотрела на меня с тревогой.
— Нед, признавайся, сколько перебросок подряд ты успел сделать?
— Четыре. Вторую из них — в «Блэкуэлл», где три матроны в мехах вели чрезвычайно познавательную дискуссию о детективах, а первую — в лабораторию 2018 года, где Лиззи Биттнер обещала любой ценой уберечь собор от хищных лап спиритистов.
Сеть слабо замерцала.
— Что, если все-таки был диссонанс? — продолжал я. — Утечка? И континуум, защищая ход истории, запустил хитроумную систему аварийной защиты? Как руководство «Ультры», высылавшее телеграммы и распространявшее ложные слухи, он привел в действие сложную операцию с утоплением кошек, сеансами, барахолками и побегами из дома. И десятками агентов, многие из которых даже не подозревали об истинной цели своих действий.
Пионы засверкали переливчато.
— В лучших традициях детективного жанра доказательств у меня нет. И поэтому, Ватсон, отправляемся собирать улики. — Я подхватил портпледы Верити и переставил к пионам. — Скорее, Ватсон, конка!
— Куда мы? — с подозрением спросила Верити.
— В лабораторию. В 2057 год. Читать ковентрийскую прессу и протоколы заседаний соборных комитетов за 1888-й и 1940-й.
Я взял Верити под руку, и мы шагнули в мерцающий круг.
— А потом мы заберем епископский пенек.
Сияние усилилось.
— Стой здесь, — велел я и вышел из круга за саквояжем.
— Нед!
— Иду.
Я открыл саквояж, вынул канотье, поставил саквояж в круг, а шляпу нахлобучил под щегольским углом, который сделал бы честь самому лорду Питеру Уимзи.
— Нед… — Верити попятилась, округляя зелено-карие глаза.
— Гарриет, — ответил я, втягивая ее обратно в сияние.
И слился с ней в поцелуе на сто шестьдесят девять лет.
Глава двадцать седьмая
Быстрее, Гастингс! Я был глуп, я был слеп. В такси, скорее!
Когда, ну когда же я научусь определяться во времени и пространстве по прибытии? Да, положим, мысли у меня были заняты совсем другим — в основном тем, что я скажу Верити, когда улучу время, и прочими неотложными делами, — но это не оправдание.
— Где мистер Дануорти? — спросил я Уордер, не дожидаясь, пока поднимется кисея. Ухватив Верити за руку, я выпутался из занавесей и шагнул к пульту.
— Мистер Дануорти? — в недоумении обернулась Уордер. Нарядная, в цветастом платье и с завивкой, которая делала ее почти симпатичной.
— Он в Лондоне, — откликнулся вошедший Каррадерс. Тоже нарядный и отмытый от сажи. — Я гляжу, ты нашел Верити? Случаем, не проверили, на месте ли пенек, пока были в Ковентри?
— Проверили. Зачем мистер Дануорти отправился в Лондон?
— У леди Шрапнелл в последнюю минуту возникла идея, что пенек могли во время блица поместить на хранение вместе с сокровищами из Британского музея — в нерабочий тоннель метро.
— Нет, он не там. Позвони мистеру Дануорти и попроси немедленно возвращаться. Ти-Джей, надеюсь, с ним не поехал? — Я оглянулся на экраны с моделями Ватерлоо.
— Нет. Переодевается. Через минуту придет. А что такое?
— Где леди Шрапнелл?
— Леди Шрапнелл? — Уордер словно впервые о ней услышала.
— Ну да, леди Шрапнелл. Ковентрийский собор. Наш кошмар наяву. Леди Шрапнелл.