— Разумеется! Неужели вы не помните, как я приходила к вам, собираясь покончить с собой в вашей комнате?
Подобное лицемерие так возмутило Франсуа, что он сперва остолбенел, а потом завопил что есть мочи:
— Лгунья! Подлая лгунья!
Не в силах снести обиду, Мишель закатила молодому человеку пощечину и тут же получила в ответ еще более увесистую оплеуху. Теперь уже она села на попку, но почти сразу вскочила, и между противниками завязалась отчаянная потасовка.
Агата первой услышала странные звуки, доносившиеся из кабинета покойного мэтра Парнака. Она на цыпочках подошла и, приоткрыв дверь, увидела такое зрелище, что, при всей своей невозмутимости, едва не закричала на весь дом. Поспешно закрыв дверь, кухарка опрометью кинулась в контору.
— Быстро! — завопила она, ворвавшись туда. — Бегите скорее! Мсье Лепито убивает нашу барышню!
На мгновение все оцепенели. Как и следовало ожидать, первым опомнился Ремуйе и побежал в кабинет нотариуса. За ним по пятам мчались Агата, задыхающийся от астмы Вермель и, наконец, мадемуазель Мулезан — последняя сидела без туфель и потому поотстала.
Влетев на поле боя, изумленные служащие увидели опрокинутую мебель, несколько разбитых ваз и безделушек. А среди всего этого невообразимого хаоса сидели рядышком держась за руки Франсуа и Мишель. Несмотря на сильно помятые физиономии, молодые люди нежно улыбались друг другу.
— Я всегда знала, что вы меня любите, — ворковала девушка.
— А я и не подозревал, до какой степени… — признался прижатый к стенке Франсуа.
Тут они заметили присутствие посторонних, и мадемуазель Парнак довольно сухо осведомилась:
— Что вы хотите?
Ремуйе, не в состоянии произнести ни слова, обвел красноречивым жестом разгромленный кабинет, и Мишель, поняв общее замешательство, любезно снизошла до объяснений:
— Франсуа попросил моей руки, и я дала согласие.
— Вот уж никогда не думала, что это происходит таким образом, — говорила по дороге в контору мадемуазель Мулезан Вермелю.
Вдова Шерминьяк услышала, что Франсуа возвращается насвистывая модный мотив. Это было настолько не в обычаях воспитанного молодого человека, что она вышла посмотреть, в чем дело. Клерк не стал ждать вопроса.
— У меня великолепная новость, мадам Шерминьяк! Я решил жениться.
— Да-а?
В это «да» Софи сложила всю нежность, все предположения и надежды, скрашивавшие ее тусклое существование.
— На мадемуазели Парнак.
— Да-а?
В этом «да» звучала вся горечь обманутых влюбленных с начала веков и до наших дней. Оставив Франсуа Лепито, Софи Шерминьяк удалилась к себе готовить липовый чай, должно быть надеясь утопить в нем собственные иллюзии.
ВЫ ПОМНИТЕ ПАКО?
Преклонив колени и закрыв лицо руками, она всей душой погрузилась в молитву.
В такое время в церкви Сеньора де лос Рейес людей почти не бывало. Возможно, благодаря сохранившимся с 1936 года следам пожара тут особенно явственно ощущалось присутствие милосердного к своим творениям Бога, и в полумраке, среди скользящих в неверном пламени свечей благочестивых теней, она чувствовала себя уверенно, как дома. Женщина всегда устраивалась в одном и том же месте — у надгробия святого Хосе Орьоля. Всю жизнь прожив в другом приходе, она стала одной из самых верных прихожанок этого храма. Ризничий дон Хасинто давно знал ее в лицо и считал весьма достойной особой.
Дон Хасинто привык уже издали, по походке узнавать тех, кто приходил на утреннюю службу, — это надежное и крепкое в вере стадо Господне. Знал он и тех, кто заглядывал в церковь на минутку, между делом — просто поклониться Святой Деве. Так влюбленный никогда не упустит случая напомнить о себе возлюбленной. Среди этих чистых сердцем дон Хасинто уже довольно давно заметил женщину, которая в один и тот же час опускалась на колени у гробницы святого Хосе Орьоля. Ризничему нравилось наблюдать за ней из-за колонны. По его мнению, незнакомка избрала самую праведную стезю и, скорее всего, страстно молит о знамении свыше, чтобы окончательно посвятить себя Господу. Однако дон Хасинто ошибался.
Она и в самом деле молила Всевышнего, но лишь о том, чтобы Он вернул ей Пако. Пако, которого она полюбила чуть ли не с первой встречи. Пако, обещавшего увезти ее далеко от Барселоны и начать жизнь заново. Пако, не дававшего о себе знать вот уже много дней. Пако, без которого и жизнь не мила.
Глава I