Только вот теперь опять повисла пауза — тягучая, трудная. Потому что мы уже ничего не говорили, а босс все еще был рядом. И продолжал смотреть тем самым пристальным и странным взглядом, от которого все волосы на моем теле встали дыбом. Я почему-то не могла отвести глаза, и с каждой секундой мое сердце колотилось все громче и отчаяннее. Так, что, наверное, Вячеславу Павловичу было слышно. Черт! Если я что-нибудь моментально не предприму, то свалюсь в обморок, как изнеженная девица прошлого века. Или сотворю что-то такое, что потом сгорю со стыда.
Стоп… Раз уж мы решили поговорить об интересном, почему бы и мне не выяснить то, что меня очень-очень интересует? Главное, говорить внятно и спокойно. И связно, если получится…
— Можно я тоже спрошу? — выдавила я. Голос предательски дрожал и срывался.
— Конечно, — хрипло выдохнул мой босс.
И этот выдох горячим воздухом скользнул по лицу и по шее, шевельнув волосы над ухом. Показалось, или босс и правда чуть наклонился и стал еще ближе?
— Тогда, в отеле… Ну… уже после всего, ночью. Вы вошли в мою комнату…
Он тут же отшатнулся и встал, губы плотно сжались. Видно воспоминания об том вечере не относились к числу самых приятных. Мое странное умопомрачение таяло, как утренний туман под лучами солнца, и я начала понемногу приходить в себя.
— И обнаружил у вас в комнате Александра? — процедил Вячеслав Павлович.
О, сколько льда в голосе! Институтский приятель, который мало того, что обернул розыгрыш в свою пользу, так еще и сотрудников переманивает!
— Да, он явился и начал нести всякую чушь, — спокойно ответила я. На этот раз голос звучал как надо, безо всякой непонятной дрожи и срывов. И вообще, я не дам боссу сбить меня с толку. — Будто теперь-то уж вы наверняка меня уволите… Но я не о том сейчас, — заранее пресекла я все его попытки перевести разговор на инвестора Сашку.
— А о чем же?
— Вы-то зачем шли в мою комнату? Вы так и не сказали…
35
— Я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке, — сказал он с такой старательной невозмутимостью, что сразу стало ясно: это неправда.
— Неужели? — почти не язвительно спросила я. — Но за несколько минут до этого вы уже убедились, что все в порядке. Даже лично отвели меня в номер. Точно помню: в истерике я не билась, за сердце не хваталась.
Я смотрела на него с вызовом и сама поражалась тому, что говорила сейчас. Зачем я это делаю? Что вообще я пытаюсь из него вытащить? Какого ответа я жду?
Вряд ли я сама понимала. Может, все дело в том, что он так близко? Запах, звук голоса, что-то еще — почти неуловимое, но от этого ничуть не менее реальное. Я словно опять вернулась в ту каморку, где мы провели несколько минут в кромешной темноте и в тесноте. И всё вернулось. Его касания — то ли нечаянные, то ли нарочные. Прерывистое дыхание — его и мое. От этого воспоминания голова пошла кругом.
И потом ему на смену пришло другое: тот же день, но позже, в больнице. Тогда я не особенно обращала внимание на то, что делал Вячеслав Павлович. Меня больше волновала судьба притворщика Сашки, которого увезли врачи. Но сейчас вдруг вспомнилось, очень отчетливо. Он набрасывает мне на плечи пиджак, подает чай. И потом, когда я разревелась, а он обнял меня, успокаивая. И в тех сильных теплых руках было так уютно и надежно, что сразу поверилось: все будет хорошо. Просто потому, что он рядом…
Вот в чем дело! Он не имел права после всего этого становиться чужим, ледяным и отстраненным. Именно поэтому я чувствовала себя обворованной! И злилась.
— Ну, насколько мне помнится, ситуация очень быстро изменилась. Когда я заглянул — у вас в комнате уже был мужчина. Да что там в комнате — на вашей кровати!
Он говорил резко и язвительно. Но дело же не в том, как говорил. Дело в том — что.
Мужчина у меня в кровати! Теперь это так называется?! А речь, между прочим, о его же собственном инвесторе и старинном приятеле. Который, между прочим, только присел на краешек кровати. И вообще был от меня далеко!
— Да как вы… — от ядреной смеси обиды и возмущения я подскочила с кресла так быстро, что Вячеслав Павлович даже вздрогнул. — Да как вы…
Я была готова вылететь из этой комнаты хоть через закрытую дверь, хоть через окно. И пусть второй этаж! Наплевать!
— Вы… Как вы…
Вячеслав Павлович взглянул на меня, и в глубине его глаз жарко полыхнуло что-то. Я замолчала и попятилась, но он шагнул ко мне, сгреб в охапку и… От горьковатого запаха парфюма, от горячего дыхания на щеке сладко оборвалось внутри. Упрямые губы запечатали мой рот, обида и гнев бесследно исчезли. Мысли разбежались, а все слова куда-то пропали, словно их никогда и не было…
Губы… Какие у него губы… Требовательные и нежные, упругие и мягкие, невозможные губы. Таким нельзя не ответить. Я и ответила, сама не заметив как. В голове кружилось и радужно вспыхивало, коленки подгибались, будто я напилась вина. Я качнулась и обвила его шею руками, чувствуя, как стальной захват превращается в поддерживающие объятия. Оказывается, это так потрясающе здорово — целоваться, целоваться, целоваться….