Не склонив головы

Оставшись один, Майер привязался к семье сестры фрау Гретхен в Гамбурге. Муж ее — талантливый инженер — работал там на одной из крупнейших судоверфей. Фрау Гретхен, несмотря на большую семью, часто приезжала в Берлин к брату и подолгу жила в его доме. Майер очень любил сестру, уважал ее мужа и порою вырывался погостить в Гамбург. Нигде ученый не мог так хорошо отдохнуть и спокойно провести время.

Однажды, обеспокоенный долгим отсутствием писем от Гретхен, Майер выехал в Гамбург. Каково же было его удивление, когда на стук в дверь никто не ответил. Майер испугался, предчувствуя что-то недоброе. Он хотел уже отправиться в полицию, но едва отошел от дома, как на улице, пугливо озираясь, его догнала соседка сестры. Она торопливо сообщила, что с неделю назад к дому фрау Гретхен поздно вечером подъехал автомобиль. Из машины вышли люди в черных шинелях и увезли с собой всю семью.

Доктор Майер немедленно вернулся к дому сестры и с помощью одного рабочего открыл дверь. Ученый не поверил своим глазам. Там, где он привык видеть исключительный порядок и чистоту, теперь все было перевернуто вверх дном. В доме сестры похозяйничали чужие и алчные руки…

Майеру удалось узнать, что муж Гретхен был обвинен в «распространении злостных слухов, порочащих рейхсканцлера Гитлера», и отправлен вместе с женой в концлагерь.

Доктор Майер долго не мог придти в себя от нового свалившегося на него несчастья. Он отказался верить, что муж Гретхен — этот замечательный человек — мог бы сделать что-нибудь плохое. И если таких людей преследуют у него на родине, то где же справедливость?..

Майер использовал все свои связи и только через несколько месяцев смог добиться освобождения семьи Гретхен из заключения. При этом доктору Майеру поставили условие: семья сестры должна в двадцать четыре часа покинуть пределы Германии. Майер помог сестре и ее мужу получить разрешение на въезд в Швейцарию. С тех пор прошло пять лет…

Недавно обнаружив, что в его кабинете кто-то хозяйничал, Майер снова вспомнил дом своей сестры, каким видел его в последний раз, он был возмущен, но сдержался, считая, что ему, ученому, не следует ввязываться в грязные дела гестапо… Политика не для ученых… Однако арест Генле, публичное оскорбление его, руководителя лаборатории, гестаповцем, — вызвали бурную реакцию у доктора. Майер поехал к директорам концерна и решительно потребовал от них, чтобы сотрудники лаборатории были ограждены от произвола. Ученому обещали. Но обещание это не выполнялось…

После ареста Генле доктор Майер еще острее осознал свое бессилие. Отсутствие человека, который мог понять его с полуслова, с которым он так любил помечтать о будущем, поделиться своими планами, — сильно угнетало его. И он невольно все больше и больше тянулся к русскому профессору, умному, талантливому и, видимо, сердечному человеку.

По совместной работе в центральной лаборатории Майеру и Органову часто приходилось встречаться. Иногда немецкий ученый консультировался с профессором, расспрашивал его о постановке научно-исследовательской работы в Советской России. Доктор каждый раз невольно отмечал про себя глубину знаний Аркадия Родионовича, его умение очень просто и коротко объяснить самые сложные вопросы. Он сумел по достоинству оценить скромность русского ученого.

Майер обратил внимание, что Органов с большим вдохновением всегда говорит о завтрашнем дне радиолокации, о перспективах развития этой науки в послевоенное время. Подмеченная Майером склонность Органова помечтать, причем помечтать, не отрываясь от реальных возможностей науки, вера в ее неисчерпаемые возможности была особенно дорога немецкому ученому.

…Вскоре после вторжения гестаповцев в лабораторию доктор Майер вспомнил о вечерних работах русского ученого с Генле. Эрнста нет. Значит профессор теперь не может заниматься и Майеру на память пришли слова своего ассистента: «Ради науки мы должны предоставить профессору возможность работать в лаборатории».

Майер зашел к концу дня в помещение, где находился Органов.

— Аркадий Родионович, — обратился он к Органову, впервые назвав его по имени. — Вы работали вечерами в лаборатории… Сейчас Эрнста нет…

Органов поднял голову, он понял, что руководитель лаборатории пришел сказать ему что-то важное.

— Вам необходимо и дальше работать, — продолжал Майер. — В тот вечер Эрнст был прав… — доктор грустным взглядом посмотрел туда, где обычно сидел Генле. — Это право каждого ученого. Даже у нас, в Германии, его не всегда можно отнять.

Аркадий Родионович почувствовал, как к сердцу подступила теплая волна:

— Спасибо!

— Ну что вы, профессор, — немного смутившись, ответил Майер, — вы должны работать.

2

С арестом Генле связь Аркадия Родионовича с Луговым снова прервалась. Это сильно тревожило Органова. Он опасался, что Генле арестовали потому, что в гестапо узнали о его помощи русским подпольщикам. Аркадий Родионович строил тысячи догадок, он пытался найти ответы на бесконечные и мучительные вопросы, но ничего определенного решить не мог.