Не срывай голубых гиацинтов

— Александр, пробирку, — сказал он, не глядя вытягивая руку и в следующую секунду сжимая ладонь на переданной ему колбочке. Понимая, что от него ждут комментариев, он начал пояснять: — Раз биологические анализы внутреннего, скажем так, характера не принесли результатов, то будет логичнее изучить внешние факторы, а именно сами цветки. Астрид, сейчас тебе придется пожертвовать мне несколько лепестков.

Примерившись к ее предплечью продизенфецированным пинцетом, Роберт аккуратно оторвал один белый лепесток от едва видной невооруженному глазу сердцевины. Проба оказалась в пробирке.

— Мне необходимо понаблюдать за изменениями лепестка в обыкновенной воздушной среде. Следующий я помещу в воду. А третий я начну изучать прямо сейчас. Думаю, будет целесообразней сорвать весь бутон, — с этими словами Роберт, не предупреждая, поместил пинцет у самого корня, там, где цветок уходил под кожу, и едва осуществил свое намерение, когда пинцет вдруг выскочил из, казалось бы, крепких пальцев и упал на пол, звонко отскочив.

Малодушно Роберт порадовался тому, что вместо пинцета у кожи Астрид не оказались его фаланги, поскольку за мгновение прорвавший эпидермис темно-коричневый шип мог стать причиной мизерной, но все же кровопотери.

Астрид отскочила назад, сделавшись бледной-бледной, Александр замер с большими глазами, Роберт удивленно приподнял брови. И только Аманда оставалась спокойной и, даже можно сказать, крайне недовольной. Инстинктивно она сжала свои ладони, и этот жест не укрылся от Роберта.

— Господи, простите! — воскликнула Астрид, приложив руки ко рту. — Я не хотела, не хотела…

Роберт взял паузу на то, чтобы сделать глубокий вдох и шумный выдох.

— Все в порядке. Что это было?

— Эти шипы… — она рассеянно и раздосадованно забормотала. — Они вылезают, когда мне больно или неприятно.

«Понятно, — подумал Роберт, — защитная реакция».

Ситуация еще больше усложнила изучение феномена. Тут впору было бы растерянно почесать макушку, но Роберт не из тех, кто просто так сдается.

— Извини, но цветок мне так или иначе нужен. Шип — тоже. Придется потерпеть.

Ее глаза застлали слезы. Астрид упрямо сжимала губы и неосознанно покачивала головой.

— Астрид, — Аманда с нажимом произнесла ее имя. — Делай как тебе велят.

И без того субтильное тело Астрид сделалось напруженным, навострившимся костлявыми плечами и напряженными пальцами. Она явно предпочла бы этого не делать, автоматически ответила, мгновенно став безэмоциональной и равнодушной:

— Да, тетушка.

Мучить бедняжку у Роберта не было совершенно никакого желания. С хладнокровием, которое обычно спасало его от чрезмерных переживаний, он, взяв со стола другой пинцет, примерился и резко дернул его на себя. После шип, оставшийся после первого раза отпал, и рядом вырос новый, который Роберт в итоге и взял в качестве образца. Теперь у него имелся лепесток, бутон и шип. Сорвав все это великолепие с кожи таким варварским способом, Роберт ощутил себя ужасным человеком, но еще ужаснее было то, с каким видом смотрела Аманда на Астрид.

Аманда сжимала ладони в кулаках — совсем как и ее нежная, робкая и безропотная племянница.

Глава третья

Астрид приходила в лабораторию несколько раз в неделю. Иногда с тетей, иногда — без. Честно говоря, Роберту было спокойнее, когда этой властной женщины не было рядом, иначе в противном случае он бы обзавелся седыми волосами, находясь под гнетом ее пристального, жесткого взгляда.

Подобные ей женщины просто не знали любви. Очерствелость, душевная заскорузлость не могут появиться у представителей прекрасного пола просто так, на все нужна причина. И тем не менее будучи истовым знатоком женщин, Роберт до сих пор не мог разгадать загадку Клаудии, своей бывшей жены. Стервозность очень легко перепутать с жестокостью, потому что у этих двух качеств имелась одна схожая черта — эгоизм. И надо понимать, что в первом случае эгоизм здоровый, обусловленный умением говорить «нет» и прочими факторами, присущими настоящим львицам, а во втором — основан на доставляющем удовольствие моральном садизме. И вот Клаудия как раз была где-то между. Вернее, была то между, то впадала в крайности, поэтому Роберт запомнил ее как очень «пограничного», сложного человека.