[Не] Святой Себастьян

Родмелл, 1939 год

Тучи снова сгущались над Европой. Запах новой войны был невыносим, и от него кружилась голова, меня перманентно тошнило. Но однажды, под конец 1938-го, сквозь смог пробился солнечный луч – в мои руки попал роман «Орландо». И я опять поспешил в Соединенное Королевство. Война приближалась, и нельзя было терять ни минуты. Возня с документами выводила меня из себя. В итоге, до Лондона я добрался только летом 1939-го. Я снова никого не знал, и время поджимало. Запах войны подгонял меня. Поэтому, придавшись пьянству в лондонских кабаках, я быстро разузнал, где мне найти Вирджинию Вулф. Без приглашений и официальных представлений я постучался в дверь скромного домика в Родмелле, в котором они с мужем проводили лето. Мне никто не открыл. Тогда я перепрыгнул через забор и пробрался в сад. Она сажала цветы. Я окликнул ее по имени. Она вздрогнула, вскочила и хотела было закричать, но я приложил палец к губам и поклонился.

– Простите меня, миссис Вулф, я не хотел вас пугать. Я пришел без приглашения, потому что ситуация не терпит отлагательств и формальностей, и только вы можете мне помочь.

Она была заинтригована, но распрямилась, скрестила руки на груди и строго, как школьная учительница, сказала:

– Представьтесь, молодой человек.

– Я – Дориан Грей, я – Мельмот Скиталец, – сказал я.

– Что? – переспросила она.

– Тот самый несчастный бессмертный, о котором писали ваши коллеги. Это я.

Она побледнела. Может, я действительно не рассчитал силу воздействия своих слов на слабую и ипохондрическую женщину, но она потеряла равновесие. Я подхватил ее, не дав упасть. Немного придя в себя Вирджиния снова включила здоровый скептицизм:

– И чем вы можете это доказать?

– Пожалуй, ничем, – ответил я. – Но ваша реакция говорит о том, что вы знаете человека, похожего на меня. И этот человек – Орландо.

Вирджиния снова попыталась лишиться чувств, но на этот раз менее успешно. Она оперлась на мою руку и повела меня в дом. Мы прошли на кухню и Вирджиния поставила чайник на маленькую дровяную печь. По растерянности она забыла поджечь дрова и, сказав, что сейчас вернется, вышла из кухни. Я решил Вирджинию не расстраивать и сам разжег огонь. Ее долго не было, и вода уже начала закипать, когда она вернулась. Она положила передо мной на стол старую фотокарточку. На ней был запечатлен то ли юноша, то ли девушка в мужском костюме. Я не смог понять и продолжал вглядываться в фотографию, пока Вирджиния суетилась на кухне и ставила на стол всякие кчайности.

– Никакая она не Орландо, конечно, – сказала Вирджиния, разливая чай по чашкам и на стол. Скатерть намокла, но я вовремя поднял фотографию и спас ее от смерти в кипятке. Вирджиния же сделала вид, что не обратила никакого внимания на это маленькое происшествие. Я тоже решил не реагировать, только переложил фотографию на сухое место.

– Значит, все-таки, она? – переспросил я.

– Скорее, она, чем он. Но, это не совсем однозначный вопрос. Сафо флюидна. Она как бы перетекает из одной гендерной роли в другую, но, тем не менее, она чаще всего предпочитает женские местоимения и имя Сафо. Так звали одну греческую поэтессу…

– С острова Лесбос, – закончил я за нее.

– Правильно, молодой чело… – она осеклась. – Простите, как вас зовут на самом деле?

– Себастьян. Просто Себастьян.

– И сколько же вам лет?

– Через пару недель будет триста тридцать семь, – вздохнул я. – Хотя, иногда я бы предпочел этого не помнить.

– Хорошо, Себастьян. Да… значит, вы с Сафо почти ровесники, – сказала она, немного удивляясь своему открытию. – Она родилась в 1587-м.

– Расскажите о ней, – попросил я. – Простите, но я почти уверен, что в вашей книге мало правды. Может, я ошибаюсь, но, как прототип Дориана, я могу утверждать, что Оскар половину придумал, а остальное переврал.

– Вы правы, Себастьян, – улыбнулась Вирджиния. – Мы писатели, а писатели – фантазеры. И ни один уважающий себя писатель не будет стенографировать и издавать в неизменном виде биографию другого человека под видом своего романа. Мы черпаем вдохновение из жизни, а потом тасуем воспоминания и фантазии, сшивая их, как лоскутное одеяло. Мы играем с фактами, подчиняя их своей основной идее.

Она достала мундштук и закурила.

– Нет, мой друг. Я не буду рассказывать вам о Сафо. Все, что вам интересно, вы спросите у нее сами.

– Но грядет война… – начал было я.

– Да, будет война. Но вы не погибнете, в этом я совершенно уверена. И однажды вы найдете друг друга. У меня есть ее адрес в Страсбурге. Хотя я не уверена, что она все еще там. У вас ведь великолепное обоняние, не так ли? Когда я умру? Не надо меня жалеть, я сама знаю, что мои дни сочтены. Просто скажите это.

– Скоро, – ответил я. – Год или два.

– Вот именно, дорогой. Так что, раз уж вы вломились в мой дом, то будьте любезны, доставьте умирающей женщине удовольствие и расскажите свою настоящую историю, – улыбнулась она. И на короткий миг мне показалось, что ее морщины разгладились, и на меня смотрела любопытная молодая девушка. Но, конечно, это только игра воображения.