Через два дня ее труп выловили из Тибра. Конечно, никакого расследования не было: она ведь была практически бродягой – простой актрисой уличного театра. Но в труппе все переживали и расспрашивали меня, как ее партнера по сцене и друга. Доктор явно что-то подозревал и задавал мне вопросы. Но я не мог открыть ему правды. Я не хотел, чтобы он винил себя в смерти дочери. И тогда я пошел на преступление. Я написал предсмертную записку от ее лица, адресованную себе. В ней Эмилия якобы сообщала о том, что забеременела от одного знатного синьора, но он, даже узнав о ее положении, женится на другой.
Отец и его жена, разумеется, были раздавлены. Я же не находил себе места и, пойдя к Никколо, рассказал ему все. Разумеется, он пришел в ужас, пытался образумить меня и заставить открыть правду хотя бы отцу. Но я твердо стоял на своем. В итоге мы поссорились. А на следующий день отец ворвался в дом в состоянии крайнего волнения. Он упал на колени и стал судорожно рыться в вещах под своей кроватью, выкрикивая что-то вроде: «Я убью его! Мерзавец! Он заплатит за все!» Я подскочил к нему, пытаясь выяснить причину происходящего. И тогда он выпалил: «Твой французский дружок! Художник! Я убью его!» И, достав мушкет, он бросился из дома. Я побежал вслед за ним. Я набросился на отца, повалил его на землю и отобрал оружие. Немного придя в себя, он рассказал, что услышал в таверне о скорой женитьбе Реньери, и тогда в голове отца, как ему показалось, сложилось дважды два. Я попытался его разубедить, но отец был совершенно уверен в своей правоте. И мне ничего не оставалось, как, убедив отца оставить мушкет дома, пойти к Никколо вдвоем. Я был почему-то уверен, что мой друг тотчас развеет все слухи, но, увы, я ошибался.
– Добрый день, синьоры, – галантно поклонился он, открывая дверь. – Я ждал вас.
– Еще бы не ждал, – буркнул отец.
Мы прошли в гостиную. К тому времени у Никколо уже был свой дом. Небольшой, но очень светлый и уже совершенно заваленный картинами, эскизами и всякими художественными принадлежностями. Кажется, даже на кухне у него валялись краски. Я сел в кресло, а отец остался стоять. Никколо налил нам вина. Отец отказался. Он смотрел на моего друга с ненавистью.
– Никколо, скажи, что это неправда, – сказал я.
– Что неправда? – непринужденно спросил Никколо, делая глоток.
– Про женитьбу. Отец говорит, что ты женишься.
– Да, я женюсь.
Я поперхнулся.
– Вот! Я же говорил! – закричал отец и было кинулся на Никколо, но остановился.
– Друзья, я уже совсем не юн, и мне пора задуматься о семье. Мой возраст уже не позволяет мне оставаться холостым и свободным художником. Пойдут слухи, знаете ли…
– Почему? – спросил я. – Почему ты не сказал мне? Почему я узнаю это из кабацких сплетен?
Он лишь улыбнулся.
– Что происходит? – спросил отец.
– Да, что происходит? – повторил вопрос Никколо.
– Ты… ты не можешь жениться! – прошептал я.
– Почему? Я холост, хорош собой и весьма успешен в делах… – проговорил он вальяжно. Он сидел в своем кресле, положив ногу на ногу, играя отражением света в вине, и смотрел мне в глаза. – Почему я не могу жениться? Не потому ли, что я стал причиной смерти твоей сестры?
Отец вскочил, а я закричал, хватая его и усаживая в кресло:
– Нет! Нет! Нет! Я… я все расскажу.
– Что ты расскажешь?! – кричал отец, вырываясь. – Он признался! Я убью его!
– Нет! Нет, отец, это я! Я убил сестру! – прокричал я.
Отец оторопел.
– Ее кровь на моих руках, – тихо сказал я. – Это я ее убил.
– Как? – голос отца задрожал.
– Я не знал. Я даже не мог предположить, что… после всего, что произошло шесть лет назад, она не разлюбит меня. Я не знал о ее чувствах…
– Что ты хочешь сказать? – прохрипел отец.
Я не мог говорить и молча достал из кармана ее письмо, которое все эти дни носил с собой, и отдал ему. Он прочел его несколько раз.
– Боже! – выдохнул он. – О чем она говорит? Что все это значит?
– Она узнала, что я влюблен… в другого человека.
– В кого? – спросил отец.
Я посмотрел на Никколо. Он всем своим видом выражал полное спокойствие и будто бы с одобрением смотрел на меня. Я продолжал сверлить его взглядом. Он кивнул. Я продолжил молчать и опустил глаза.
– Подожди… – начал соображать отец. – Ты сказал, что Никколо не может жениться. Что ты имел ввиду? Что ты имел ввиду?!
Я молчал.
– Ответь мне, почему твой друг не может жениться?!
– Потому что… я его люблю. И Эмилия… об этом узнала.
Отец упал в кресло и закрыл лицо руками. Мы просидели, не двигаясь, несколько минут. Потом отец распрямился. Его глаза покраснели. Он встал, осушил свой бокал и произнес:
– Еще вчера… у меня были дети. Прекрасная дочь и красавец-сын. Они были молоды и талантливы. Я верил в них. У них было будущее. А сегодня… мои дети мертвы. А ты, дьявол, – он злобно посмотрел на меня, – если я еще раз увижу тебя, то тотчас отправлю домой, в преисподнюю!
Он стремительно вышел из гостиной. Мы слышали, как он прошел по прихожей, и как тяжело захлопнулась дверь.