[Не] Святой Себастьян

А вот! Вот! Понимаешь? Я четыреста лет был копией самого себя, как самовлюбленный придурок, нарцисс. Каждое утро я вставал перед зеркалом в позы, в которых меня запечатлел Никколо, и любовался собой. Но я больше не мальчик с портрета. То есть, конечно же, я не могу отменить этот факт своей биографии, но я смог отказаться от этой… привычки, что ли… И сейчас, если честно, я нравлюсь себе больше. Пусть я похож на чучело, пусть на жиголо, но зато я сам придумал этот образ, образ себя. А вместе с уходом образа святого уходит и мученичество, которое ему приписывают. Не я – жертва своего рока. Это рок – моя жертва.

Себастьян инфернально смеется.

АНАСТАС

Ты такой ребенок иногда.

СЕБАСТЬЯН

Кто бы говорил.

АНАСТАС

Мне нравится в Амстердаме. Я бы не хотел уезжать… Мой любимый город, моя голубая мечта детства… как бы двусмысленно это ни звучало… Так куда мы дальше?

СЕБАСТЬЯН

Знаешь, я когда-то говорил, но… все сомневался. Это сложно. Но… я очень хочу в Исландию.

АНАСТАС

В Исландию… Да, губа не дура. Что ж, пожалуй, у нас и нет другого выбора. Сложности – наша страсть. Переедем в Исландию. Не вопрос. И назовем тебя… Свейнбьорном. Вот.

СЕБАСТЬЯН

Свейнбьорн не подходит. Свейн – это парень, бьорн – медведь. Ну, какой из меня медведь? Нет уж, останусь Себастьяном.

АНАСТАС

Как скажешь, Сева. Подожди, ты знаешь исландский?

СЕБАСТЬЯН

Ну, пока не очень. Я уже сломал язык в трех местах, но очень стараюсь.

АНАСТАС

(иронично)

Старый лис! То есть, это ты уже давно за нас порешал, куда мы поедем дальше?

СЕБАСТЬЯН

(ковыряя ложкой пирожное)

Да нет, мне просто реально исландский зашел… Ты мог и не соглашаться, но я бы все равно выучил его. Ты только вслушайся: Ég elska þig, engillinn minn.

АНАСТАС

Что «фиг»?

СЕБАСТЬЯН

Я люблю тебя, мой ангел. Фиг – это значит «тебя».

АНАСТАС

Ну ваще… Теперь я еще и фигом буду. Я худею, дорогая редакция. И еще при этом, я мог бы не соглашаться… Да кто ж откажется фигом быть? Это настолько заманчиво, что хоть сейчас на край света за тобой! Впрочем, это он и есть. Ему «зашел исландский»! Двадцать лет языков не учил, хоть бы по-русски научился нормально писать. А тут «исландский ему зашел»! Ай, получит кто-то по наглой рыжей морде!

СЕБАСТЬЯН

(задыхаясь от театрального возмущения)

А… а вот… а с чего это? Вот мы же живем в твоей голубой мечте? Живем. Уже девять лет тут торчим. Нет, не торчим, конечно, а обоняем тюльпаны. Я не жалуюсь. Да, конечно, классный город. Он мне всегда нравился. Но теперь я тоже хочу побывать в стране своих голубых грез. И, поверь, там тоже очень красиво. Тюльпанов, наверное, там нет, зато есть гейзеры, вулканы, фьорды, бескрайний горизонт… И там очень спокойно. Никакой суеты. Всего этого цветного шума…

Взгляд Себастьяна рассеивается и устремляется вдаль.

АНАСТАС

Да-да, северное сияние, холодное море и так далее. А дальше куда? В Гренландию, что ли?

СЕБАСТЬЯН

А дальше посмотрим. Раскрутим глобус и рванем.

АНАСТАС

И так всегда? По десять лет на одном месте и снова в неизвестность?

СЕБАСТЬЯН

(глядя в стаканчик с кофе)

Как хочешь. Можешь остаться там, где тебе хорошо.

АНАСТАС

Мне хорошо рядом с тобой. Даже если мы рванем автостопом по галактике.

Он тянется к руке Себастьяна, но вовремя спохватывается.

СЕБАСТЬЯН

Сорок два. Просто сорок два. Я всю жизнь задавал сложные вопросы и искал сложные ответы. А все так просто: шестью семь – сорок два.

АНАСТАС

Двадцать лет назад ты лежал у меня на коленях, завернувшись в одеяло, а я читал тебе «Путеводитель»… Я был так молод… И все действиельно было так легко и просто…

СЕБАСТЬЯН

Оно и теперь все просто. Хоть и не всегда легко.

АНАСТАС

А однажды мы превратимся в старика и подростка. А потом я уйду в небытие, а ты, старый одинокий ребенок, продолжишь скитаться по галактике…

СЕБАСТЬЯН

(не терпящим возражений тоном)

Нет. Я уйду с тобой. Я проживу с тобой свою единственную человеческую жизнь, и мы уйдем вместе, держась за руки. Ведь после длинного и насыщенного дня нет ничего лучше сна без сновидений.

Сельфосс, 25 декабря 2048 года