Три месяца. И он все еще в отчаянии. Я никогда не замечал за ним признаков одержимости. Вдохновение – да, бывало. Как у всех творческих людей. Но не одержимость. Это словно не он, понимаешь? У него страшные глаза. В них как будто распахнулась бездна. От них веет смертью. И я не знаю, что делать.
ЭММА
Друг мой, ты впадаешь в эзотерику. Просто у него настолько черные глаза, что зрачков не видно. Ничего не изменилось. У него всегда были такие глаза. Да, смотрится весьма неестественно и несколько жутковато. Но не надо придумывать сказок.
ТОМАС
Может я и перефантазировал, конечно. Но он неадекватен.
ЭММА
Ты не можешь бороться с его судьбой, Просто прими ее. Если он должен уйти, он уйдет. Ты не сможешь его остановить.
ТОМАС
Я знаю. И я не остановил.
ЭММА
(роняя на пол блинчик)
Что?
ЭММА
Я не остановил его, Эмма.
Она выключает плиту.
ЭММА
(хватая Томаса за руки и усаживая на стул)
Томас, что он сделал?
ТОМАС
(избегая ее взгляда)
Он ушел.
ЭММА
В смысле?
ТОМАС
Оделся и ушел.
ЭММА
Сколько времени прошло?
ТОМАС
Думаю, часа четыре.
ЭММА
(нервно метаясь по кухне)
Знаешь, что бы я ни говорила… Так. Давай. Иди. Иди за ним! Ты должен найти его. Я скажу, что вы ушли в магазин или еще что-нибудь совру, чтобы не поднимать панику раньше времени. Собирайся и иди. То есть возьми машину. Давай, быстрее! Пока все не проснулись.
Она выталкивает Томаса из кухни, и он послушно одевается, безуспешно пытаясь не шуметь, и быстро выходит из дома. Слышно, как за окном заводится Форд, и шипованная резина, затихая, хрустит по свежему снегу. Эмма сливает тесто из обеих мисок в кастрюлю и наскоро отмывает следы совместной стряпни, параллельно продолжая жарить блинчики на двух сковородках.
ДАНИЭЛЬ
(появляясь в дверях кухни)
Привет, солнце. Кто уехал?
ЭММА
Томас с Себастьяном поехали в магазин.
ДАНИЭЛЬ
Зачем?
ЭММА
Да фиг их знает. Чего-то им для счастья не хватает, видимо.
ДАНИЭЛЬ
(ухмыляясь)
Романтической поездки по исландскому захолустью.
ЭММА
(равнодушно пожимая плечами)
Может быть.
ДАНИЭЛЬ
(заглядывая через плечо Эммы)
Что? Пённюкёкюр?
ЭММА
Ага.
ДАНИЭЛЬ
На двух сковородках?
ЭММА
(раздраженно)
Слушай, лучше третью достань. Вас тут такая толпа, что в пору на четырех жарить, но боюсь не уследить.
ДАНИЭЛЬ
(обнимая Эмму за талию)
Давай помогу.
Она вырывается, неловко переворачивает полусырой блинчик и принимается перемешивать тесто.
ДАНИЭЛЬ
Ты нервничаешь?
ЭММА
Нет. Просто что-то тесто не очень получилось, и я вижу, сколько еще готовить… в общем, мне как-то совсем уже расхотелось этим заниматься. Но с тобой вместе будет проще. Давай попробуем готовить на четырех сковородках и при этом не поджарить друг друга.
ДАНИЭЛЬ
(целуя Эмму в шею)
Жарить тебя на кухне при всей семье я, пожалуй, не решусь.
ЭММА
(безуспешно вырываясь из объятий)
Фу, и откуда в тебе столько энтузиазма с утра? Перестань. Или помоги готовить, или уйди.
ДАНИЭЛЬ
Нет, сначала поцелуй меня.
ЭММА
Я еще не чистила зу…
Поцелуй Даниэля не дает ей окончить фразу.
ДАНИЭЛЬ
Вот. Так-то лучше. Где тут, говоришь, живут сковородки?
* * *
Все, кроме Томаса и Себастьяна, рассаживаются вокруг стола, попутно расставляя еду и чай.
ЭББА
Ну и где эти тайные агенты?
ХЕЛЬГА
Да спят, небось, как мертвые. Всю ночь грохотали. Теперь до вечера не добудимся.
ЭММА
(сосредоточенно наливая чай)
Нет, маман, они уехали. Сказали, что в магазин, но, кажется, они заблудились.
ХЕЛЬГА
А-а-а… Ну, бывает. Они там как, надеюсь, не совсем пьяными-то умчались?
ЭММА
Да нет, вроде, слегка протрезвели к утру. Обещали, что поедут на автопилоте. Так что, с ними все нормально.
ЭББА
И куда ты их отпустила до завтрака?
ЭММА
(нарочито иронично)
А как я их удержу? Мы в мазагин! – и умотали. Что ж я, буду за ними бежать, размахивая поварешкой: стойте! Стойте! Я через час блинчики допеку!?
Семья смущенно улыбается и приступает к завтраку.
ДАНИЭЛЬ
(шепчет Эмме на ухо)
И все-таки ты чем-то обеспокоена. Что случилось?
ЭММА
Да ничего. Просто ребята странные какие-то. Но, я надеюсь, все хорошо.
ДАНИЭЛЬ
Дурные предчувствия?
ЭММА
Типа того. Но, ты знаешь, в свете всего произошедшего с Себастьяном – это нормально переживать за него.
ДАНИЭЛЬ
Не переживай. Томас его в обиду не даст.
ЭММА
(почесывая переносицу)
Да, все нормально. Он с Томасом.
Армфон Эммы звонит. Она подскакивает и убегает на кухню.
ЭММА
(взволнованно, принимая вызов)
Себастьян?
ТОМАС
(из наушника)
Он жив. Скинул координаты. Скоро будем дома.
* * *
ТОМАС
(спускаясь по глубокому снегу к Ольвюсау)
Вообще-то, если ты забыл, то «privet» по-исландски «hæ», или «halló», или «góðan daginn», а не «забери меня отсюда»!
Себастьян встает с рюкзака, забрасывает костер снегом и затаптывает, поднимает допитую бутылку, и, дрожа, начинает взбираться по склону берега.
ТОМАС
Ты как вообще?
СЕБАСТЬЯН
Есть бреннивин?
ТОМАС
Смеешься? Ты меня из-за стола поднял! Буду я еще с собой бухло брать! Тем более, что ехать тут минут пятнадцать. Правда, до машины идти еще примерно столько же. Поедем домой, и ты все расскажешь.
СЕБАСТЬЯН
Нет. Сначала поговорим, а потом поедем.