(не)свобода

– Я старая и больная, и как мне… Нельзя отдохнуть хоть часик, что ли?

Старшая по камере пыталась спорить, но Диана посулила подогнать ей плитку темного шоколада с изюмом и арахисом, так что Наташу пообещали отпустить после того, как она тот самый груз примет.

Начали плести «коня». У Наташи со времен уроков труда в школе с рукоделием было не очень, поэтому задачи, требующие мелкой моторики рук, она обычно кому-нибудь передоверяла. Вот и сейчас крупные, малоподвижные пальцы всё цеплялись за нитки простыней, и простыни валились из рук, косичка разваливалась, и Наташа чувствовала, как в уголках глаз закипают слёзы.

– Ну чего ты? – Диана взяла ее руку в свою и стала помогать, как маленькой. – Смотри, всё правильно получалось, вот тут только узел туже затяни, да, вот так, а теперь вот здесь, ага… А еще рыдать вздумала, ну смотри на нее.

Наташа отерла глаза рукавом и улыбнулась.

Потом к концу веревки привязали чулок с камушком – чтобы груз не оторвался от «дороги», если что. Когда узлы связали, стали налаживать контакт с соседними камерами. Те, что снизу, не спали – и отозвались сразу, а вот камера справа некоторое время хранила молчание.

– Их может начальник пасти, – шепнула Стася. – Хата хорошая, девчонки ровные сидят, но тут в некоторых сменах такие паскуды дежурят, хуже, чем в Бутырке.

«Дорогу» с остальными направлениями налаживали еще битый час, в течение которого Стася-Тодд сверялась с планом ожидаемых грузов и грузов, которые нужно было отправить в разные камеры. Рядом с планом была намалевана ручкой карта СИЗО с условно размеченными камерами. Некоторые из них были жирно заштрихованы красным.

– А с этими что? – поинтересовалась Наташа.

– А, это сучьи камеры, – сказала Стася. – Сами ничего не передают и стучат начальству о груза́х. Поэтому они в «дороге» не участвуют. А вот в этой, – она стукнула ручкой по камере наискосок слева от них, вверху, – сегодня будет шмон.

На удивленный взгляд Наташи Стася усмехнулась:

– В тюрьме всегда можно получить нужную инфу, если знать, кому подмахнуть.

Еще через час «дорогу» окончательно наладили, и груза́ стали ходить с регулярностью электричек. Кто-то получил мандарины, кому-то передали конфеты с запиской. В основном в передачках шли сигареты, прокладки, маникюрные ножницы, лак, парочка телефонов, сим-карты – всякая запрещенка. Кто-то умудрился даже закинуть упаковку рафаэлок с открыткой, в которой после смайлика шло поздравление одной из сокамерниц с днем рождения внука. Все тут же кинулись ее поздравлять, а Наташа тем временем примеряла на себя роль диспетчера приходящих и уходящих грузов. Через какое-то время ей даже показалось, что разница между работой дорожника и работой бухгалтера не такая уж и большая: там приход-расход и тут приход-расход.

Только Лада сидела у себя на шконке и мрачно смотрела на мельтешение в камере. Поймав взгляд Наташи, молча покачала головой, после чего отвернулась. Как бы ее перехватить, чтобы никто не видел, и спросить, чего ей надо?..

Около полуночи в камере сверху загромыхало, и Стася ткнула Наташу вбок:

– Вот и шмон, как по расписанию. Хорошо, что они нам «лопаты» свои скинули.

Наташа удивилась. Она даже не заметила, каким грузом в камеру передали смартфоны.

Один из них предназначался журналистке, которую обвиняли в экстремизме – за репост в фейсбуке кадра из «Великого диктатора» Чарли Чаплина.

– Простите, а можно у вас попросить телефон? На пару минут? – смущенно поинтересовалась Наташа.

Журналистка кашлянула табачным дымом и сухо улыбнулась:

– Да в общем… почему нет.

– Я на пять минут! – пообещала Наташа, чувствуя, как впервые за день биение сердца в груди стало сильнее сковывающей лодыжки боли. Она попросила Стасю посидеть на дороге и подключилась к Сети. Стала забивать в гугл всё, что приходило в голову. «театр маславская», «шевченко театр фигуранты», «шевченко театр аресты», «шевченко»… Ожидания ее не подвели. А ожидания были пессимистические. Да, в новостных заметках ее упоминали – но так, где-то ближе к концу, где одной строкой перечислялась вся цепочка событий. В зависимости от сайта события менялись, но она, Наташа, всегда была частью фона. Главных новостей было две: обыски в театре с фотографией молодого человека в штатском, который не то координирует работу следователей, не то просто так зашел выпить кофе (о чем заявил пресс-секретарь Следственного комитета, после чего мгновенно оскандалился), и арест Цитрина. Даже Матвеев ушел как будто на задний план. Для журналистов бездетный гендиректор и креативный режиссер были важнее бухгалтера…

Наташа перехватила запястье левой руки, вжала ногти в кожу ладони, чтобы стало больно, очень больно, так, чтобы разозлиться хорошенько. Не может быть, чтобы ее просто так забыли. Наверняка есть еще и запреты со стороны администрации, возможно, к ней еще хочет достучаться адвокат… Есть один способ проверить.

– Простите, – Наташа наклонилась к журналистке поближе, чтобы ее было слышно, – в камере всё еще стоял гул получающих и отправляющих груза́. – Простите, а вы не против, если я дочери позвоню?