(не)свобода

– Ваша честь, – начал Олег, и набрал уже в рот воздуха, чтобы продолжить, но вдруг понял, что половина заготовленной речи совершенно вылетела из головы. Фагот не продержался и пяти секунд. – Мы только что выслушали интереснейшую речь следователя, из которой… – Держись статьи, держись статьи! – Из которой узнали, что подзащитный вроде как может скрыться, давить на свидетелей или вообще улететь из страны. Между тем, статья сто восьмая УПК гласит, что обвинение должно представить весомые доказательства того, что подсудимый может совершить такие действия.

Прокурорша без особого интереса разглядывала лак на ногтях. Следователь слушал Олега, слегка приоткрыв рот.

– Но таких доказательств в суде представлено не было. Более того, когда дело основывается на показаниях некоего секретного свидетеля, которого мы даже не можем допросить в суде…

– Господин защитник, здесь вам не сериал, давайте к сути, – оборвала его Ростропович, на что даже безразличная ко всему прокурорша слегка улыбнулась.

– Тем не менее, – кашлянув, продолжил Олег. – У моего подзащитного есть публикации в прессе, он сотрудничал с президентским Советом по правам человека. В числе рекомендаций, которые я прошу приобщить к делу, ваша честь, указано, что…

– У вас долго еще, защитник? – проворчала прокурорша. Олег замер и медленно перевел взгляд на судью. Та отрешенно смотрела в окно; пальцы правой руки медленно перестукивали маникюром по столу, на безымянном пальце цепко сидело кольцо. Интересно, ты расскажешь вечером мужу об этом процессе или нет? По крайней мере, делать замечание прокурорше она не собиралась.

– Сколько потребуется, – буркнул Олег. – Итак, имеются рекомендации и грамоты…

Он достал из-под стола рюкзак, расстегнул его – и тут же к ужасу своему понял, что так торопился, что забыл распечатать список всех рекомендаций.

– …Но мы их не увидим, – скривилась прокурорша. Судья фыркнула. Зал сочувственно промолчал. Только Двоеглазов, откинувшийся на спинку стула, прикрыл глаза и еле слышно вздохнул. Да, не на такой уровень защиты он надеялся, не на такой.

Кровь прилила к щекам Олега. Ему хотелось провалиться под землю. Еще надо уметь так облажаться, когда оппоненты на твои собственные ошибки указывают.

Но еще не всё потеряно. Часть документов принес сам Двоеглазов, их приложили к делу без лишних возражений. Оставался последний рывок.

– Таким образом, – кашлянул Олег. – Как я уже сказал, доказательства в пользу того, что подзащитный может скрыться, не представлены. Он не был ранее судим и укрываться от следствия не собирается, потому что в его же интересах добиться справедливого расследования дела. Не был убедительно уличен он и в преступной схеме, тем более – мошенничестве. Что до скрыться за границу – то это будет проблематично сделать, с учетом того, что загранпаспорт хранится у следствия!

– О чем вы ходатайствуете-то? – подняла на него глаза Ростропович.

Интересно, сколько часов в день она спит, подумалось Олегу. Судя по мешкам под глазами – не больше четырех. Он вдруг почувствовал себя мучителем, несмотря на то, что мучали тут как раз Двоеглазова, даже если не очень-то хотели этого делать и просто отыгрывали свою роль.

Еще одна ошибка: забыл продумать, о чем именно стоит ходатайствовать. Разумеется, ни в чем не повинный человек должен оставаться на свободе безо всяких ограничений, – но тут и статья тяжкая, и правила действуют другие: вроде как, ты должен предложить компенсацию за то, что человека не отправят в тюрьму. Парятьев уже запросил домашний арест, но это не выход (за что арестовывать-то?), поэтому возможностей остается немного, а думать надо быстро.

– Поскольку, как я уже сказал, мой подзащитный ни в чем не виновен, а доказательств представлено не было, – да, пожалуй, это единственный вариант, подумал Олег, – я хотел бы заявить о готовности внести залог за моего поручителя.

Двоеглазов медленно повернул голову и диким взглядом посмотрел на Олега, но тот уже не мог остановиться:

– Мы ведем список поручителей, а средства в размере пятисот тысяч рублей готовы внести семья и друзья подзащитного.

Из зала доносился только перестук клавиатур журналистов. Больше ни звука, только кто-то сильно дергал полу Олегова пиджака. Это был Двоеглазов. С размером залога он махнул, конечно; даже стыдно стало. Но что ему было делать? Требовать справедливости до конца, донкихотствовать? А меньше пятисот тысяч за особо тяжкую статью вносить нельзя.

– Подсудимый, встаньте, – сказала Ростропович, помечая что-то себе в блокноте. Если бы она вела список участников процесса, которые повели себя по-идиотски, то напротив Олега ставила бы уже десятую зарубку. – Ваше слово?